Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа

Лифарь преподавал в студии при русской консерватории имени Рахманинова в Париже, читал курс истории русского балета в Сорбонне, был избран членом-корреспондентом Академии изящных искусств, возглавлял (после Рябушинского) Общество сохранения русских культурных ценностей, собирал коллекции театральных костюмов и макетов декораций, устраивал по всему свету выставки, посвященные Пушкину (и, конечно, Дягилеву), основал в Париже институт хореографии и способствовал открытию кафедры хореографии в Сорбонне… Он написал 25 книг о балете, в том числе и о некоторых теоретических проблемах балета. Понятно, что при такой активнейшей и вполне успешной деятельности был он награжден всеми высокими орденами и усыпан званиями.

Трудно ожидать, чтобы человек карьеры, победитель всех конкурентов на скользкой ниве искусства был человеком приятным. Автор статьи о Лифаре в эмигрантской энциклопедии утверждает, что он был человеком «с железной деловой хваткой», но при этом признает главный его талант – «слышать время», быть «живым памятником Дягилеву».

В годы оккупации дом Лифаря был широко открыт для господ немецких офицеров. Вероятно, как и многие в эмиграции, он считал, что победа коричневых фашистов над красными будет благотворной для России: Гитлера легче будет прогнать, чем Сталина, и Россия станет свободной…

Впоследствии он нашел общий язык и с советскими властями, приезжал в Москву.

Премьер «Русского балета» С.П. Дягилева, танцовщик-звезда, хореограф Сергей Лифарь

ЛОЗИНСКИЙ ГРИГОРИЙ ЛЕОНИДОВИЧ,

20.02.1889–12.05.1948

Григорий Леонидович Лозинский был литературовед и историк, в эмиграции много занимался журналистикой, сотрудничал в «Звене» и в «Последних новостях».

Его старший брат, Михаил Лозинский, поэт, близкий к акмеистам, острослов, завсегдатай «Бродячей собаки», остался в Петрограде-Ленинграде и (поразительная история!) не только выжил в этом систематически истребляемом городе (прожил на 7 лет дольше младшего и умер в 1955 году), но и стал знаменитейшим переводчиком поэзии, даже получил Сталинскую премию за перевод «Божественной комедии» Данте, несмотря на «родственника за границей». Анна Ахматова высоко оценила переводы Лозинского, заявив: «В трудном и благородном искусстве перевода Лозинский был для двадцатого века тем же, чем был Жуковский для века девятнадцатого».

ЛОССКИЙ НИКОЛАЙ ОНУФРИЕВИЧ,

профессор, 6.12.1870–24.01.1965

ЛОССКИЙ ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ,

8.06.1903–7.02.1958

ЛОССКАЯ МАГДАЛИНА ИСААКОВНА,

 23.08.1905–15.03.1968

Мой друг Борис Николаевич Лосский, искусствовед и писатель-мемуарист, часто рассказывал мне о своем знаменитом отце. Конечно, не о его философии интуитивизма и персонализма, но просто – о его жизни. О том, как в ранней юности будущего богослова и религиозного философа с волчьим билетом выгнали из витебской гимназии за… атеизм. Как он стал ремесленником, потом перешел нелегально австрийскую границу и стал слушать лекции в Вене, потом поступил в университет в Швейцарии, добрался в Алжир, попал в Иностранный Легион, бежал в Петербург, женился на девице Людмиле Стоюниной…

После Петербурга еще учился Лосский в Страсбурге, потом в Марбурге, потом в Геттингене, где у него в 1903 году родился первый сын, Владимир, будущий богослов и философ. Вернувшись в Петербург, Николай Лосский, приват-доцент университета, принялся за обоснование интуитивизма. В те же годы вступает он в первую русскую либеральную партию, кадетскую, – Партию народной свободы, мечтавшую о правовом государстве, о демократических свободах для всех народов России. Перу Лосского принадлежал программный документ партии – «Чего хочет Партия народной свободы?».

Потом была война, за ней революция, крах либералов, приход к власти большевиков. В 1922 году осуществлена была советскими органами спецоперация «пароход философов». Предназначенные в жертву уцелевшие в столицах русские гуманитарии были посажены в камеры смерти, а потом «помилованы» и высланы за рубеж после подписки надиктованного следователем обещания не якшаться с эмиграцией, быть в сущности агентами большевистского влияния и в случае нужды быть «на подхвате». Формулировка приговора, вынесенного злодеям-интеллектуалам, звучала гуманно: «расстрел с заменой его заграничной ссылкой». Ссылка присуждалась пожизненная. Спецоперация преследовала цели «негативной селекции» русской элиты, внедрения влиятельного и испуганного ядра в русскую диаспору, усиление влияния на Запад…

И вот уплыли в заморские дали два «корабля философов». На борту у них были Бердяев, Булгаков, Лосский, Франк, Карсавин, Ильин, Осоргин, Бруцкус…