– В течение вечера, – был ответ. В то же время мажордом объявил мне, что он проводит меня в комнату, давно уже приготовленную для меня, что я приблизительно через час пообедаю с доктором, то есть в том случае, если «мое сиятельство» не будет иметь ничего против этого.
«Мое сиятельство» не сделало никаких возражений.
– Но, – сказал я, – со мной случилось очень неприятное происшествие: я потерял мои вещи, и у меня нет никакого платья, кроме надетого на мне. Не знаю, формалист ли доктор или нет, я же во всяком случае не в состоянии появиться за обедом в надлежащем виде.
Даусон попросил меня не беспокоиться.
– Мы уже давно ждем вас, – заметил он, – все готово.
Он сказал правду. Для меня была приготовлена просторная комната. Последние лучи зимнего заката падали через большие окна, смешиваясь с отсветом великолепного пламени в камине, постель стояла открытой; перед огнем висело вечернее платье, и из дальнего угла комнаты мне навстречу вышел молодой слуга с заискивающей улыбкой на губах. Греза, среди которой я жил все это время, достигла своего апогея; можно было подумать, что только вчера вечером покинул я этот дом, эту комнату. Я пришел к «себе» и впервые в жизни понял значение слов «дом» и «добро пожаловать».
– Все ли по вашему вкусу, сэр? – спросил Даусон. – Этого слугу, Роулея, мы отдаем в полное ваше распоряжение, сэр. Нельзя сказать, чтобы он был настоящим лакеем, но господин Поуль, камердинер господина виконта, дал ему несколько уроков, и можно надеяться, что малый будет служить вам удовлетворительно. Если вы, сэр, пожелаете потребовать что-нибудь, скажите это Роулею – я сочту своей обязанностью, сэр, постараться удовлетворить ваше желание.
Сказав это, важный и уже ставший мне ненавистным Даусон ушел. Я остался наедине с Роулеем. Мое сознание, можно сказать, пробудилось в тюрьме аббатства среди полных грации и глубокого драматизма образов мужественных и чистых честных людей, ждавших смертного часа и лишенных самых необходимых удобств, поэтому я никогда не испытывал роскоши и удовольствий, связанных с положением, которое я по рождению имел право занимать в обществе. Я пользовался услугами слуг только в гостиницах. В течение долгого времени я совершал свой туалет быстро, по-военному, между двумя сигналами рожка и нередко подле какой-нибудь канавы. Поэтому нечего удивляться, что я с некоторым недоверием смотрел на моего нового слугу. Однако я вспомнил, что как он был моим первым лакеем, так и я был его первым господином, и это соображение успокоило меня; я велел приготовить себе ванну уже вполне уверенным тоном. Ванная комната находилась рядом с моей спальней. Через невероятно короткий промежуток времени вода закипела, и вскоре я уже сидел в шалевом шлафроке, наслаждаясь роскошью довольства и комфорта, и, развалясь на кресле перед зеркалом, смотрел, как Роулей приготовлял бритвы; на лице моего молодого слуги виднелась очень понятная для меня смесь двух чувств – гордости и тревоги.
– Роулей, – обратился я к нему, чувствуя некоторое беспокойство при мысли, что мне придется идти в огонь под руководством такого неопытного командира, – у вас все в порядке? Вы умеете обращаться с этими инструментами?
– О, да, – ответил он, – все в порядке, ваше сиятельство.
– Простите, Роулей, но ради краткости я попрошу вас не титуловать меня, когда мы будем наедине, – сказал я. – С меня достаточно, если, обращаясь ко мне, вы станете говорить мистер Анн. Так принято у меня на родине, как вам, вероятно, известно.
Роулей был поражен.
– Но ведь вы носите тот же титул, как и виконт мистера Поуля.
– Как виконт мистера Поуля? – переспросил я со смехом и прибавил: – Будьте покойны, виконт мистера Роулея такой же настоящий виконт, как и тот. Только, видите ли, я принадлежу к младшей линии, и потому вместе с титулом следует упоминать мое имя; Ален – виконт, я – виконт Анн. Говоря мне мистер Анн, вы ничем не нарушите правил этикета, уверяю вас.
– Хорошо, мистер Анн, – произнес кроткий юноша. – Что же касается бритья, сэр, вам нечего беспокоиться. Мистер Поуль говорит, что у меня очень большие способности к бритью.
– Поуль? – повторил я. – Мне кажется, это не вполне французское имя.
– Нет, сэр, ваше сиятельство, – начал Роулей, по-видимому, почувствовав ко мне доверие, – нет, мистер Анн, это не французское имя. Мне кажется, оно скорее произносится Поли.
– И этот Поуль служит виконту?
– Да, мистер Анн, – ответил Роулей. – Ему выпал тяжелый жребий. Виконт очень требовательный господин. Мне кажется, вы будете не таким, мистер Анн, – прибавил он, доверчиво улыбаясь мне в зеркало.