Сент-Ив

– Извините, но вы немножко увлекаетесь, мистер… Я не знаю вашего имени…

– Не знаете, никогда даже не слыхали его, – подтвердил я.

– Объясните мне… – начал было Деджон.

– Нет, нет, – прервал я его. – Станьте на практическую точку. Я знаю, что для вас необходимо – ужин. Rien ne creuse comme l'émotion[14]. Я и сам проголодался, хотя и привык к воинственному трепету более, нежели вы, человек, охотившийся только на воробьев! Дайте мне критическим взглядом посмотреть вам в лицо. Вот какое меню нужно для вас: три куска холодного ростбифа, поджаренный хлеб с сыром, кружка портера и стакана два хорошего темного портвейна, который подают в старых бутылках… Знаете, настоящее английское молоко!

Мне почудилось, что глаза клерка блеснули, и он невольно облизнулся при этом перечислении.

– Еще не поздно, – продолжал я, – держу пари, что едва перевалило за одиннадцать. Где бы нам найти хорошую гостиницу? Заметьте, хорошую, – значит, нужно, чтобы в ней нашелся порядочный портвейн, а не такой, от которого голова болит.

– Право, сэр, – слегка улыбаясь, сказал клерк, – вы придаете делу такой оборот…

– Неужели ничто не заставит вас увлечься моим предложением? У вас необыкновенно малоподвижный характер. Как можете вы надеяться сделать карьеру!.. Где же гостиница?

– Ну, и шутник же вы! – сказал Деджон. – Я вижу, что вам необходимо уступить. Мы не более как в трех милях от Бедфорда.

– Решено, – крикнул я. – Идем в Бедфорд!

Я взял его под руку, поднял его чемоданчик; Деджон не сопротивлялся. Мы вышли на открытый, очень покатый склон. У себя под ногами я чувствовал мягкую дорогу, не покрытую льдом. Нежный яркий свет луны заливал луга и безлиственные деревья. Теперь я совсем покончил с муками чистилища в закрытом фургоне. Я был невдалеке от моего дяди; мистер Деджон перестал пугать меня; все вместе взятое служило для меня достаточным источником веселья. Я представлял себе, что мы с Деджоном две крошечные одинокие куклы под морозным покровом полуночи; кругом расстилалась гладкая равнина; луна разливала свой свет, самая незначительная из звезд так и сияла; под ногами, казалось, был выметенный и натертый пол. Не хватало только музыкантов, чтобы пуститься в пляс. Вся душа моя ликовала, и я решился сам заменить музыку.

«Весело танцевала жена квакера,
Весело танцевал квакер!»

Запев эту живую мелодию, я обхватил рукой стан Деджона, и мы с ним понеслись по отлогому склону. Сперва он немного сопротивлялся, но звуки песни, красота ночи и мой пример увлекли его. Даже оловянный человечек затанцевал бы в эту минуту, и вот сам Деджон оказался живым существом. Мы делали все более и более высокие прыжки, и на освещенной луной дороге тени повторяли все наши движения и жесты. Вдруг в моем уме блеснул как бы яркий луч; я представил себе, какая фигура была у человека, танцевавшего со мной, какое длинное, желчное лицо смотрело из-под безволосого лба; я вспомнил, сколько волнений заставил меня пережить этот мошенник!

Наконец перед нами засияли огни Бедфорда. Мой спутник-пуританин высвободился из сжимавших его объятий и сказал:

– Это немножко infra dig, сэр, не правда ли? Всякий, увидав нас, мог бы подумать, что мы недавно выпили…

– Да вы и выпьете, Деджон, – ответил я. – Лицемер этакий, вы не только выпьете, но и напьетесь, будете мертвецки пьяны, уверяю вас, и не сами ляжете в постель, – вас отнесет и уложит чистильщик сапог. Мы предупредим его, как только войдем в гостиницу. Никогда не забывайте о предусмотрительности и никогда не откладывайте на завтра того, что можете сделать сегодня!