Сэнсэй

«Бывший император Сутоку был изгнан из Киото и вынужден провести остаток дней в провинции Сануки. Он обрил голову и стал монахом, посвятив себя копированию священных текстов, которые затем отправлялись в Киото. Двор опасался, что низложенный Сутоку попытается наслать проклятие. Ходили слухи, что он откусил себе язык и написал рукописи собственной кровью, наполняя их ненавистью к безжалостным врагам. Масло в огонь обиды подлило и то, что в Киото, в итоге, перестали принимать рукописи Сутоку…»

«Сэнсэем называли художника, одержимого личностью императора Сутоку — самого знаменитого из ёкаев Японии. Никто не знал, кто он и откуда, но сам Сэнсэй однажды сказал, что он — перерождение императора-монаха, воплощение его ненависти в новой жизни. По слухам, Сэнсэй тоже добавлял кровь в свои картины. Он рисовал на шёлке пейзажи в технике суйбокуга (чёрно-белые с вкраплением красного).»

В кармане брякнул телефон. Витя отложил дневник хозяина склада и залез в мессенджер.

«Котик, я уже давно дома. А ты где? Ещё работаешь?»

Ощущение глухого страха перекрыла злость, душащая, схватившая за горло. «Котиком» Настя называла его только будучи пьяной. Ефимцев начал быстро писать. Каждое нажатие пальцем на экран отдавалось глухой болью в сердце.

«А позвонить сложно своему котику? Что происходит, Настён? Что между нами случилось?»

Прочитанное сообщение. Презрительное молчание.

«Почему ты молчишь? Ты же мне в любви клялась, сука. Скажи, где ты была сегодня? И с кем?»

Минута. Минута в полутьме, наедине со свитком за шкафом, со всеми вещами, лежавшими здесь четверть столетия. Минута наедине со своей ревностью.

И холодный ответ:

«Понятно, ты не в духе, Ефимцев. Можешь уже не звонить, я спать легла».

И, пока он пытался задушить поднявшуюся из глубины желудка злобу, пиликнуло ещё одно сообщение:

«И знаешь что? Ты можешь вообще больше не звонить. Вещи твои я соберу и поставлю у входа. Аривидерчи, чао-какао, ты меня за-е-бал, нытик».

Ах, сука, вещи у входа… Ах, сука… Сука драная!

Витя долго, протяжно рыгнул. Глотку драло изжогой, он блеванул желчью, на губе повисла нитка вязкой слюны. Он вытер губы рукавом и почувствовал, что лицо у него совершенно мокрое. Наверное, от слёз. Он дотронулся ладонью до щеки и увидел в неровном, призрачном свете фонаря, что пальцы у него тёмные, измазанные скользкой кровью. Кровью, которая текла вместо слёз.

***

«…Сказано в одном из текстов, что последователь низложенного императора Сутоку, безумный художник, прозванный Сэнсэем, действительно смешивал краски с собственной кровью, искренне веря, что его ненависть будет вечно жить в картинах.