"А как с особой,- шутит с чего-то Аскер, чтоб хоть как-то без умыслу уязвить Расула, страдающего из-за Джанибека (?),- равной твоему шефу?"
Расул улыбнулся: "Был Узун Гасан, Длинный Гасан!"
Аскер хохочет: "И Короткий Джанибек!", радуясь своему бесстрашию (опьянен близостью хрупкого создания).
"Составил "Свод законов", как править. Мать у него... нет-нет, я имею в виду Длинного Гасана, была, Между прочим, очень мудрой женщиной, звали ее Сара-хатун. И послы у него: венецианский, Амброджо Контарини,- все-все пыталась некогда Асия вложить в память Бахадуру,- венгерский, польский, русского князя Московского, Марком звали, и в дар Длинному Гасану сто кречетов! А Афанасий Никитин, возвращаясь домой из Индии, гостит в лагере Длинного Гасана, А потом Се-февиды, поэт-властелин шах Исмаил Первый ("Вот бы о ком еще написать!" - подумал Аскер). И при нем,- подзадоривает Расул Аскера,- дружина из собственного племени, чтоб помог держать народ в повиновении, точь-в-точь как Джанибек (копирует). Он же - поэт!"
"Джанибек?"
"Он тоже! Но я об Исмаиле Первом... Хоть одну строку!" - взмолился Расул, но гости отвлекли.
И Аскер унес с собой невыговоренные строки шаха-поэта: "Он молвит речь, она чужая, что в ней - не смыслит он!" А еще изречение: "Что? Восстанут? Слово против скажут?! Выхвачу меч и ни одного человека в живых не оставлю!"
И долгие (длинные?) размышления, что у нас без этого никак нельзя,- пусть себе правители ломают головы, как с народом собственным ладить, а поэту Аскеру Никбину довольно и малой радости общения с той, которая чутко и послушно внимает ему.
В тот же вечер толковали с Асией о памяти (увы, в реферате Бахадура ни слова не было о памяти исторической), и об Ильдрыме - ни слова (но поговорят).
Расул все же успел сказать Аскеру Никбину (о малой его радости):
"Так что (усмехнулся) это у нас в генах".
"Что?"
"Так тебе и отвечу!.. Нашел простака!"
Не мешало бы, конечно, кое к каким памятникам буйноголовых подвести и спросить: "Что это? Груда гранита или история?" Бабеку памятник будет, как Аскер Никбин его сыграет, и с него скульптор и вылепит, читай Путеводитель Памятников, составленный кем-то, а под рисунками слова Аскера Никбина.
Так вот, об Ильдрыме, чье имя всплыло-таки, причем дважды:
в первый раз, когда Аскер Никбин, пируя с толстогубым в сахарно-белом домике на густом лесистом склоне, где, как ненастоящие, ибо столичным горожанам только кажется, что перевелись, раскинули свои ветви могучие грабы, чинары и дубы, декламировал, импровизируя, подобно далекому предку-ашугу (и придумал ему биографию: хан ослепил (?!) поэта-певца за дерзкие стихи), но, увы, без трехструнного саза, строки еще не оконченной поэмы об Ильдрыме; и во второй, когда Асия, приехав к себе, позвонила Лейле - и тоже об Ильдрыме. Но сначала Асия сказала Лейле о том, как Расул выглядит: измотан, устал, неухожен, одни лишь слова.
"Что за..,- после паузы, брезгливо,- неухоженность?" - недовольно спросила Лейла, и Асия рассказала (именно с ее слов и пошло), что не могли нужную фотографию Расула подобрать для какого-то удостоверения, где надо выглядеть с оптимизмом,- фотограф долго мучился. |
"И что ты предлагаешь? - спросила Лейла.- Чтоб я приехала в его глушь?"
"Но какая красота!" - не унималась Асия, сама не понимая, зачем позвонила.
"И хорошо,- подумала Лейла.- Ни слова об Ильдрыме".
Но снова звонок. Лейла думала, что на сей раз - Расул, а это опять Асия: "Да, главное я тебе забыла сказать!"
Что-нибудь с Ильдрымом! "Тебе что, деньги некуда девать?"
"Ничего, премию получила... Ссора тут у нас".
"С кем?"
"С Ильдрымом!"
"Во сне?" - Надо ж твердо сказать однажды.
"При чем тут сон? - отрезала Асия.- Наяву! Приходит ко мне ночью и говорит: "У вас, сестер, никто замуж по любви не выходил". Я ему возразила, а он: "Кроме нас с тобой". "А Лейла?" - я ему... Ты меня слышишь, Лейла?"
"Надеюсь, он согласился с тобой?" - спросила Лейла.
"Молчал,- ответила Асия.- А я приставала к нему, пока не уломала. Договорились как будто, а он вдруг снова: "Да, никто из твоих сестер замуж по любви не вышел, и неведомо никому это чувство". А спорить уже сил нет, обиделась, отвернулась и уснула". Асия оборвала разговор, повесила трубку, будто Лейла - это Ильдрым.
А Расул зачастил к Джанибеку. И пошли домыслива-ния (его зама): зачастил долго не усидит здесь, а потому лучше с Расулом не сближаться; или хочет создать видимость близости к Джанибеку; и версии насчет жены: Лейла-де неспроста не приезжает к Расулу, вечно один,- наверняка сбежит скоро! выждать, чтоб не погореть, когда придет новый (заменив Расула).
Да, котировались, как в далекой истории, трое (и Расул шел как танк).
Но в нужную минуту у Больших Ушей (чтоб ни один шорох, шепот чтоб ни один не прошел мимо, а был уловлен,- самый-самый вхожий к Самому) оказались губы Шептавшего, ну, и он назвал Джанибека.