Семейные тайны

— Правда. Мне это доставляет удовольствие, но, разумеется, не в будни, когда я, прискакав с работы, срочно начинаю что-то лепить. Поэтому мы готовим по очереди. В понедельник доедаем то, что я варила, жарила и пекла в воскресенье. По вторникам давимся стряпней Кэма; он отвратительный повар. В среду обычно ужинаем где-нибудь в кафе или ресторане, в четверг опять я готовлю, в пятницу — Филипп, в субботу сидим на сухомятке. Вполне толковая система, когда она работает.

— Анна собирается за год обучить поварскому мастерству Сета, чтобы он готовил по средам.

— В его-то возрасте?

Анна откинула назад волосы.

— Через пару недель ему будет одиннадцать лет. Я в его возрасте уже умела готовить потрясающий красный соус. Затраты времени и сил в итоге оправдаются с лихвой, если удастся привить ему навыки кулинарного искусства и убедить, что умение готовить ни в коей мере не умаляет его мужского достоинства. И к тому же, — добавила она, бросая в кипящую воду широкие полоски лапши, — он станет отличным учеником, когда я заверю его, что он вполне способен перещеголять Кэма.

— Они не ладят?

— Наоборот. Жить друг без друга не могут. — Анна склонила набок голову, заслышав восторженные крики и топот, огласившие гостиную. — Сета хлебом не корми, дай только утереть нос старшему брату. А это, разумеется, означает, что они постоянно спорят и подкалывают друг друга. — Она опять улыбнулась. — Полагаю, у тебя нет братьев?

— Нет.

— А сестры? — спросила Грейс и удивилась, заметив, как мгновенно похолодел взгляд гостьи.

— Одна.

— Я всегда мечтала иметь сестру. — Грейс улыбнулась Анне. — И теперь наконец-то моя мечта сбылась.

— Я была единственным ребенком в семье. Грейс тоже. — Анна сжала плечо Грейс и принялась смешивать сыры. Этот непринужденный дружеский жест разбудил зависть в душе Сибилл. — И с тех пор как мы породнились с Куиннами, быстро наверстываем упущенное. Уже и позабыли, что такое маленькая семья. Твоя сестра живет в Нью-Йорке?

— Нет. — У Сибилл словно что-то опустилось в животе. — Мы не очень близки. Прошу прощения. — Она поднялась из-за стола. — Вы позволите занять ненадолго вашу ванную?

— Конечно. Прямо по коридору, первая дверь налево. — Анна дождалась, когда гостья удалилась, и повернулась к Грейс. — Я пока не составила о ней мнения.

— Она немного смущается.

Анна пожала плечами.

— Ладно, поживем — увидим.

Спрятавшись в маленькой ванной, Сибилл включила воду и умылась. На душе у нее было неспокойно. Непонятная семья, думала она. Шумные, иногда грубые, все ужасно разные. И тем не менее чувствуется, что они счастливы вместе, искренне привязаны друг к другу, общаются легко и непринужденно.

В ее семье никогда никто не кричал и не грубил. За исключением тех редких случаев, когда Глория переступала грань приличий. Сейчас Сибилл затруднилась бы сказать, были ли они когда-либо счастливы вместе, по-настоящему раскованны в обществе друг друга. Во всяком случае, они никогда открыто не выражали свою любовь.

Это потому, что она и ее родители не экспансивные люди, убеждала себя Сибилл. Сама она всегда подчинялась голосу рассудка — как в силу своего характера, так и в противовес Глории, наделенной взрывным темпераментом. Жизнь гораздо спокойнее, когда ею управляет разумное начало. Сибилл это знала по собственному опыту. И верила в это абсолютно.

Однако сейчас бурю в душе посеяли именно чувства. Она обвиняла себя в подлости, трусости, лжи. Но потом напомнила себе, что поступается честью ради благополучия ребенка, который приходится ей племянником, а значит, имеет полное право находиться здесь, чтобы разобраться в создавшейся ситуации.

Ее козырь — объективность, говорила себе Сибилл, сдавливая пальцами виски, чтобы успокоить ноющую боль. Это должно примирять ее с совестью, пока она собирает факты, на основе которых будет формировать собственное мнение.

Она покинула ванную, тихо прикрыв за собой дверь, и прошла несколько шагов по коридору по направлению к гостиной, из которой раздавался оглушительный шум. Сет, растянувшись на полу у ног Кэма, посылал ругательства в телевизор, стоявший у противоположной стены. Кэм, размахивая бутылкой пива, обсуждал с Филиппом последнее решение судьи. Этан смотрел игру молча. У него на коленях, свернувшись клубочком, дремала Обри, не обращая внимания на шум.

Сама комната, несколько обветшалая на вид, дарила ощущение тепла и уюта. Один угол занимало пианино. На его полированной поверхности теснились ваза с цинниями и с десяток небольших фотографий в рамках. Рядом с Сетом стояла полупустая миска с картофельными чипсами. На ковре валялись крошки, обувь, воскресный номер какой-то газеты и грязный обрывок веревки.

День за окном давно угас, но свет никто и не думал включать.

Сибилл отступила на шаг, собираясь вернуться на кухню, но тут ее заметил Филипп. Он улыбнулся, протянул ей руку. Она подошла к нему, позволила усадить себя на подлокотник его кресла.

— Конец девятого, — шепнул он. — Мы впереди на одно очко.