Да, третьей была Лейла, сама как кукла, и судьба ей - шить куклы, пытаясь вдохнуть в них жизнь. А потом - Зулейха, сколько было прежде о ней, нескончаемы любовные сказанья. И следом Алия, возвышенная,- да прославится.
А как шестую назвать (в год ее рождения умер Кудрат-киши, так и не дождавшись внука), подсказала соседка, молодая турчанка Асия. Она недавно в их доме поселилась, сестра турецкого подпольщика, утопленного в море фанатиками.
"Вы ищете имя, а чем плохо мое?" - сказала она, и Марьям противилась, не соглашалась назвать, с чего-то ревновала к ней Муртуза, но чувство вины перед мужем, что не может родить ему сына, оказалось сильнее нежелания. "Это ж прекрасно, что девочки рождаются! Войны не будет, примета такая есть!"
А Асие расти в окружении своих сестер, почти дочь она старшим, ибо разница в летах - немалая. Нечетные в мать, белотелы и красивы, а четные в Муртуза, чернушки, но Чернушкой зовут лишь Айшу, и красота их неброская, надо приглядеться только.
Может, и было б что у Муртуза с турчанкой, кто безгрешен? но грянула война (примета не сбылась), Муртуза призвали, Асии след простыл, канула, не всплыла.
- Я дал обет: останусь живой и родится сын, назову Бахадуром.- И умолк. Да, было много всякого на войне, даже когда отступали: вымотается, впору б пасть как мертвому, а остановились как-то на ночлег в глухой деревне, вокруг непролазная грязь, и хлещет, вдруг, возможно ли такое? и вышло б что, и она тоже тянется, но ворвались, шум, крики, лучом фонаря вспугнули - тревога!.. Однажды в городке, в Легнице, куда, полька ему сказала, Ванда, доходила Батыева конница, неужто полька? скуластая, белая как молоко, и она, казалось, век с той поры, как" здесь орудовал, громя непокорных повстанцев, конно-мусульманский эскадрон, верный страж царя, ждала Муртуза. А он и не помышляет, да и некогда о шести дочерях рассказывать, к тому же срочно их роте по тревоге в путь собираться, но точнее, пока стояли в Легнице, и война кончилась; и началась полоса, а было ли что с Вандой в Легнице?.. когда по велению судьбы должны были пойти сыновья. Но не сразу. И думалось, уже ничего не будет.
- …назову Бахадуром.- И умолк, чтоб предаться воспоминаниям: как подшучивали над ним, а он всегда рядом с отцом-командиром, скальной породы Кудратом Аббас-оглы, в его скитаниях, с тех пор как изуверы убили мать, когда пронеслась через родные Кудрату земли на Араксе одичавшая банда с безухим атаманом, мстя мирным жителям за чужие грехи, и чудом уце- , левшие сородичи-односельчане рассказали потом, что у матери Муртуза отрезали грудь.
Муртуз худой, длинная шея, и ноги всегда босые, долго скитались в астраханских степях, куда отступили, а как привал и бойцы-красноармейцы разлягутся на лужайке, просят Муртуза, очень он занятно говорит по русски: "Повтори!" - и Муртуз с удовольствием смешил: "Али Мурмуз (Илья Муромец) замшти бахадур (замечательный богатырь)", так и прозвали его, и даже отец иногда: "Не отставай, замшти бахадур!"
И имя для будущего сына Муртуза - Бахадур. А следом у дочерей пойдут внуки, мужское пополнение, и первый среди них Агил, но дедовское чувство не суждено испытать Муртузу: вскоре отпразднуют свадьбу Айны с поэтом Аскером Никбином, поэму написал о Кудрате-киши, и Айша помогла опубликовать.
- А вот и моя Айша,- сказал Муртуз, и мужчина с пшеничными усами, узнав в ней их молодежного лидера, незаметно ушел. "Теперь и умирать не страшно",подумал Муртуз, когда родился сын (и родится внук).
А БАХАДУР - ведь время стремительно бежит!.. Но Муртуз еще думает свою думу, вспоминая те тяжкие годы, когда мотало их с отцом по земле и по морю, рыбацкая шхуна увозила их на север, чтоб оттуда они нагрянули снова в эти края - победить, как наивно полагал Кудрат-киши, нечисть, утверждать новую народную власть: надежный человек в нужную минуту открыл порт, впустил в бухту красные корабли, и Кудрат-киши, сильный и могучий, поднимает сына над головой: "Ну вот, замшти бахадур!" - только что вручили ультиматум недолго правившему национальному правительству, в сером доме, гранитные ступени, рухнула власть, не успев состариться, но мало кто знает эту их историю, красочные плакаты да удобные схемы. А были и послы, и премьер, и парламент. И даже кукольный театр. И гимн, на таре как-то, мелодичная очень музыка, сыграл Муртуз, и отец ему такую пощечину влепил!..
"Потомки не простят вам этот день!" - отпечаталось в памяти Муртуза, и он все-все расскажет (увы, не успеет) своему сыну Бахадуру. "Не простят!" говорил член парламента, держа в руке ультиматум, и слезы на глазах.
- Слезы? Да врал он! Он же артистом был в кукольном театре? - говорит отец Муртузу. "Вот он,- показал тогда отец на Муртуза,- потомок". И Муртуз рад, потому что отец всегда прав.
- Как ты запомнил? - удивлялся Кудрат-киши, поглаживая усы.