Все сбежались к ванной. Отец бушевал: он стоял по щиколотку в воде (жена забыла закрыть кран), у его ног плавала издохшая рыба, а он в ярости швырял себе под ноги мыльницы, зубные щетки, полотенца, шампуни, сбрасывая их с полок.
В прихожей зазвенел звонок. Соседка с нижнего этажа пришла ругаться. Отец отправился вниз выяснять отношения. Мать и жена вытирали тряпками пол и выжимали воду в ведра, я тоже без энтузиазма включился в это занятие.
27.
- Пятьдесят рублей! Это ж десять дней работать надо... (После договора с соседкой о компенсации отец метался по кухне, как угорелый, и временами опрокидывал вещи). Скоты! Рожи! Мерзавцы!.. Они еще тогда с меня деньги на свадьбу содрали... И еще пятьдесят рублей! Хоть бы "спасибо" сказали! Дерут деньги с хромого инвалида!
- Жора, не надо! - слабо протестовала мать.
- Что, не надо?!
В раскрытую дверь кухни. как снаряд, просвистела табуретка, с грохотом ударившись о стену и приземлившись по касательной невдалеке от жены, которая по-прежнему подтирала пол. Табуретка чуть не задела ее.
Все! Дальше отсиживаться нельзя! Молчать тоже. Он бросает
Мне именно хотелось "олитературить" эту подлую жизнь и посмотреть, что из этого выйдет. Хотя в глубине души я всегда знал, что не выйдет ничего. Все останется таким же вялым и нелепым.
- Георгий Абрамович, я бы уехал теперь же, но, к сожалению, нет билетов. По крайней мере, мы больше не увидимся. Внука своего вы тоже не увидите...
- Надеюсь!
- У нас есть 150 рублей - я отдам вам на наше содержание... Думаю, этой суммы хватит...
- Я не нищий, чтоб брать твои подачки!
- А мы не нищие, чтобы жить на ваш счет!
- Нищие, если берете деньги с хромого инвалида! Две тыщи, дурак, отдал!..
- Я вам выплачу эти две тысячи... Пойдемте к нотариусу, и все это оформим... - я с ужасом подумал: -
- Да... уж ты выплатишь! Две тыщи коту под хвост...
- А зачем вы их отдавали? -- наконец наткнулся я на нужный тон.
- Да, я, конечно, виноват... что отдал.
- Не надо было давать!
- Все ясно, теперь уж досконально все ясно! - Он достал из ящика кусок ваты, смочил йодом и приложил к прыщу, внезапно вскочившему у него на носу - наверно, от горестных переживаний.
Я слетал в нашу комнату, достал из кофейника приготовленные деньги - и выложил их на кухонном столе.
28.
Отец покинул поле боя. Он сидел у себя на кровати и обреченно думал о случившемся. Даже дверь его комнаты осталась бесхозной, неприкрытой. Руки его бессильно свисали с колен, голова упала на грудь. Несколько раз я проходил мимо, заглядывал вовнутрь - поза не менялась. Но вот он, видимо, решил взять себя в руки, пересел за письменный стол, пытался вникнуть в журнальную статью. Ничего не получалось; он снова сменил позу: подпер ладонью подбородок, устремив взгляд в окно. Полнейшая безысходность!
Вошла мать, прикрыла дверь. Неясное бормотанье. Крик:
- Уходи отсюда!
- Куда я уйду?
- Куда хочешь! Закрой дверь!
Мать выбежала - дверь захлопнулась. Вздрагивая, она схватилась за ручку холодильника, открыла дверцу, бессмысленно взглянула туда - закрыла. Отворила туалет - прикрыла. Наконец, достала из ванной тряпку и, опустившись на корточки, стала в который раз насухо вытирать коридор. Себе под нос она механически бормотала:
- Омерзительно, омерзительно!
- Нас уже окончательно выгоняют? - спросил я, чтобы хоть что-то сказать.
- Ах! Меня тоже выгоняют.
Из своей комнаты показалась бабка, она отправилась на кухню. Пошарив там на подоконнике и обнаружив, что фруктов нет, она, осторожно нажав на ручку, прошмыгнула в отцовскую комнату. Тихонечко шаркая, бабка шла за персиками в лоджию.
- Что ходишь?! Видишь, я сплю! - гаркнул отец с кровати. - Дадут мне когда-нибудь отдохнуть?! Сколько мне там осталось!
Бабка выползла назад, хрипло ругаясь: "Немтырь! Вот немтырь! Настоящий немтырь!"
29.
Наконец отец ушел. По воскресеньям он всегда ходил "на пчелы": пчелы жалили позвоночник и нервы таким образом подлечивались, самочувствие улучшалось.
Мы давно уложили Акакия спать. шел двенадцатый час ночи, а отца все не было.