Семейные реликвии

— Так уж устроена жизнь.

— Не всегда.

Эймос снова посмотрел на нее.

— В таком случае ваша жизнь совершенно не похожа на мою.

— Да, я тоже так считаю. — Джульетта помедлила. — Люди иногда думают, что наша жизнь бродячая и неустроенная, без уверенности в будущем, без хорошего воспитания. А по-моему, все это не так. Во всяком случае, мы были счастливы — я, родители и Силия.

— Силия?

— О, это моя сестра. Теперь она замужем и живет в Филадельфии. Она актриса, настоящая актриса, я подчеркиваю, а не просто временная, вроде меня.

Они помолчали.

— Иногда я слышу ваше пение.

— В самом деле? — Джульетта слегка удивилась.

— Да, когда я сижу на заднем крыльце и курю трубку по вечерам, а вы работаете на кухне, и иногда поете.

— Ой, а я и не задумываюсь об этом. — Джульетта почувствовала, что щеки краснеют. И она даже не понимала почему. Ей доводилось петь перед тысячами людей и она знала, что у нее превосходный голос. Смешно было, что она застеснялась только лишь оттого, что какой-то один единственный мужчина слушал ее пение. И все же она именно смутилась, хотя одновременно чувствовала радость и гордость. — Я… я надеюсь, что это никого не беспокоило.

— Как же вы могли кого-либо побеспокоить? — Эймос поднял брови. — Вы ведь удивительно хороши. Точнее, я хотел сказать, что вы поете очень хорошо. То есть, конечно, вы очень хороши собой и внешне, но я не то хотел… — его голос осекся и он снова опустил взгляд куда-то в ладони. К великому удивлению, Джульетта заметила, что его щеки покрываются красными пятнами.

Несколько минут они оба молчали. Потом Эймос заговорил.

— Моей матери очень понравилось бы ваше пение. Она была очень музыкальная.

— Франсэз мне рассказывала.

— Вы любите красоту так же, как наша мама. В вас это есть. Я хотел сказать, что вы обе умеете это ценить. Я понятно выразился?

— Да. Но оценить красоту способен каждый.

— Нет. Некоторые из нас как раз неспособны. Ну, это как бы чужое для нас. Но, по сути, нам это не знакомо. Это просто сидит неглубоко в нас, не так, например, как для меня знание земли. Я чувствую землю, понимаете? Когда я смотрю на борозды вспаханной земли или вижу, как молодые побеги пробиваются из почвы, или замечаю закат солнца в полях, возвращаясь домой… — Он замолк и криво улыбнулся. — Наверное, это звучит, как бред?

— Нет. Для меня это звучит так, словно вы опять рассказываете о чем-то прекрасном. Но это прекрасное заключено в земле, вот и вся разница. А вот эти фигурки, которые вы делаете, они тоже — что-то прекрасное.

— Возможно. Я так не считаю. Но я хотел сказать вам совсем не это. Я хотел вам сказать… ну, в общем, об этих маминых безделушках… Вы можете, если хотите, достать их и расставить, как вам нравится и где угодно.

Джульетта крайне удивилась. Она просто не могла поверить, что он только что позволил ей вынуть из шкафа все те прелестные предметы. (Безделушки! Только Эймос Морган мог отнести к безделушкам итальянское пресс-папье в стиле миллефьори!)

— Ну что же, спасибо вам.

Он пожал плечами.

— Какой смысл в том, что они там лежат и покрываются пылью. Мне всегда очень не нравилось, когда к ним прикасался кто-то другой. Но вы, по-моему, хорошо знаете, как с ними поступить.

Джульетта подумала, что Эймос вольно или невольно сделал ей комплимент. В этом его всегда было трудно понять.

— Благодарю вас.

Он кивнул, чувствуя себя неловко.

Джульетта встала.

— По-моему, пора мне возвращаться в дом. — Она помолчала. — До встречи завтра.

— Спокойной ночи. — Он кивнул, даже не поворачиваясь к ней.

Но как только она пошла к дому, он повернулся и смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась в темноте, уже окутавшей сарай.

ГЛАВА 9

В следующее воскресение в гости приехали Генриетта и Сэмюэль. Генриетта влетела в дом, тараторя без умолку, а за ней неторопливо и спокойно вошел ее муж. Сэмюэль поздоровался за руку с братом, и Итаном и вежливо кивнул Джульетте. Первым делом гости поднялись наверх повидать Франсэз. Спустя несколько минут Эймос повел их обратно вниз в переднюю гостиную, которую Джульетта открыла и украсила вещицами матери Эймоса на следующий же день после получения от него разрешения на это.

Сэмюэль качал головой и приговаривал:

— Бедная Франсэз, она выглядит… — но тут он внезапно остановился и удивленно осмотрелся по сторонам.

— Неплохо, неплохо, — оценила перемену в обстановке Генриетта и, громко шелестя юбками, уселась на один из бархатных стульев. — Эймос, гостиная выглядит просто чудесно. Как это ты решил ее открыть?

Эймос поморщился.

— Но это же гостиная комната? Так почему бы нам ею не пользоваться?

Генриетта выразительно посмотрела на него.

— Вот уж этого я не знаю, мой дорогой. Но должна тебе сказать, что сегодня я впервые вижу, чтобы ты сидел в этой комнате со времен похорон. — Внезапно она замолкла и покраснела. Все сразу подумали о Франсэз, измученной болезнью. — Я имела в виду… О, Боже мой, нет… — Она умоляюще посмотрела на них, надеясь, что кто-нибудь переменит тему разговора. — Ах ты, Господи, да тут и подсвечники выставлены!