Семейные обязательства

Сейчас октябрь, уже начались заморозки, дует холодный ветер с мелкой водяной пылью, то и дело обращаясь мрачным осенним дождем. Шарф придется кстати. В планах был еще уютный домашний свитер на зиму. Элиза уже присмотрела мягкую пряжу, осталось выбрать фасон.

Изнаночная – накид – снять… Ох, скорее бы муж приехал со службы!

Элиза привычно подняла глаза на портреты. Теперь они висели в ее гостиной в новом доме.

«Кто бы мог подумать, что я буду так ждать Пьера?» - негромко спросила она у прекрасных дам. Вздохнула и ответила сама себе: «Мне просто до одурения скучно, а с ним можно хотя бы поговорить… За два месяца молчания я совершено одичала».

Вскоре Элиза почти довязала шарф. Она поглядывала на часы почти каждую минуту, и, наконец, не выдержала – пошла вниз, в первую гостиную рядом с прихожей.

Пьер появился минут через двадцать. К тому моменту она успела страшно разозлиться (он где-то ходит, а я тут одна!), до смерти испугаться (вдруг что-то случилось?), обругать себя мнительной истеричкой (задержался человек на службе, бывает) и начать себя жалеть. Где-то между мыслями «никому я не нужна» и «одной недолго и с ума сойти» стукнула парадная дверь. Через минуту в гостиную вошел Пьер. Он слегка хромал, но выглядел довольным.

В руках он держал изящную корзину из светлой лозы, полную весенних цветов. Не просто букет – цветник, ворвавшийся в мрачную осень из начала апреля.

В окно стучали капли монотонного октябрьского дождя, в приоткрытую форточку влетали запахи угольного дыма, облетающих листьев, первых снежинок и раскисшей грязи. Цветы были обещанием весны. Приветом из солнечных дней, словами: «все будет хорошо» и еще чем-то радостным…

- Добрый вечер, дорогая, - улыбнулся Пьер, видя, как Элиза вскочила ему навстречу, - это вам.

- Спасибо! Красота какая!

Элиза взяла корзину и вдохнула полной грудью. Пусть нарциссы и тюльпаны почти не пахнут, она все равно чувствовала смесь едва уловимых весенних ароматов.

- Рад, что ваши вкусы не изменились, - неловко поклонился он.

- Да, я всегда любила… Пьер! Что с вашей ногой? Вы схватились за спинку стула, как за костыль!

- Простите, - Пьер оперся на стул, уже не скрываясь, - я думал, незаметно. Глупое происшествие, лошадь понесла. Кстати, ваша любовь к весенним цветам спасла мне жизнь.

- Нужно немедленно вызвать врача!

Элиза подошла к нему, взяла под руку и почти заставила сесть. Пьер со вздохом подчинился.

- Не нужно докторов, дорогая, - отмахнулся он. – У меня просто большой синяк. Пройдет за пару дней.

- Хорошо, - кивнула Элиза. – Но сегодня вы лежите в постели, не нужно нагружать ногу лишний раз. И я вам сделаю компресс из отвара подорожника. Даже не пробуйте возражать!

Элиза мгновенно развила бурную деятельность. Велела отвести мужа наверх, в постель, туда же подать ужин, вскипятить воду для отвара и приготовить чистую ткань. Пьер с сомнением покачал головой, но подчинился напору жены.

Когда все было уже устроено, и они пили чай в спальне, Элиза в который раз с нежностью посмотрела на корзину с цветами.

- Откуда вы знаете, что я больше всего на свете люблю тюльпаны и нарциссы? – с мечтательной улыбкой спросила она.

- Вы об этом говорили. Ваш День рождения семь лет назад. Тогда наши с вами родители еще не оставили надежду нас примирить. Вы меня отчитали за букет красных роз.

- Не помню, - смущенно ответила Элиза. – Но как такую мелочь запомнили вы?

- Дорогая, - вздохнул Пьер, - у меня абсолютная память. Семнадцатое ноября, пятница, вам исполнилось тринадцать лет. Вы были в сине-зеленом платье и серебряных туфельках. Рядом с вами стояла Нина Гагарина в голубом. За напоминание о сказке, в которой злая мачеха послала девочку зимой за подснежниками, вы обе на меня обиделись.

- О, Господи… - Элиза покраснела до кончиков ушей. – Значит, вы действительно ВСЕ помните? Все, что я вам наговорила? Все… Кошмар какой. Простите! Я была уверена, что вы пропускаете мои слова мимо ушей и мгновенно забываете, потому что я вам не интересна… Почему же вы не отказались от брака?

Она поставила чашку на столик у кровати и отвернулась. В голове крутились детские гадости, подростковые колкости и совсем недавние злые слова. Она бы после такого даже разговаривать не смогла бы…

- Элиза, если бы я не умел прощать, я давно сошел бы с ума, - усмехнулся Пьер. – Да не надо так переживать, - успокаивал он всхлипывающую жену. - Я действительно на вас не обижался. Не плачьте, пожалуйста!

Он пододвинулся к краю кровати и взял Элизу за руку. Чуть потянул к себе. Она послушно пересела и снова попросила севшим от стыда и благодарности голосом:

- Простите меня.

***

Темно-серое здание имперской канцелярии, где теперь трудился Петр Румянцев в ранге советника третьего класса, располагалось на набережной Ристера, в паре сотен метров от южной башни императорской Цитадели. Канцелярию построили около сорока лет назад на месте старого административного особняка. Возводили с размахом – пять этажей, величественный портик, колонны на всю высоту фасада и два больших крыла.