— С Витей? Тьфу, с Димой?
— Ну и что? Отдохнешь, развеешься. К тому же, никакого Димы к тому времени может уже и не быть, — последнюю фразу она добавила будто в скобках. — Ты когда последний раз отдыхал-то, Кир?
— В прошлом годе, и, надеюсь, это был не последний раз, — ворчливо произнес он, посопел и осторожно спросил: — Так где я тебя встречать-то должен?
— В Пензе.
— Балда! — рассердился Кирилл. — Не могла сразу сказать, что приедешь? Довела, понимаешь, до инфаркта!
Ольга довольно захихикала. Потому что услышала кроме сердитости счастливое похрюкивание в его голосе. И правда, балда она. Сказала бы сразу, и похрюкали бы вместе. Нет, все ее вечно тянет спектакли устраивать, иначе — неинтересно.
— Так встретишь? Двадцатого, двенадцатый вагон.
— И грохну прямо на вокзале! На том и порешили.
Кирилл несколько минут посидел в задумчивости, глядя на телефон. И тот, будто вняв безмолвному призыву, затрезвонил снова.
— Забыла прощения попросить за свои дурацкие шуточки? — ехидно справился он, быстро подхватив трубку.
— Милый, кто это с тобой там шутит? — поинтересовался в ответ елейный голосок.
Он не смог скрыть разочарования.
— Лика? — уныло протянул в трубку.
— А ты кого бы хотел услышать?
— Я с сестрой только что разговаривал.
— С Ольгой? Как она?
Ну, конечно, голос потеплел и прямо-таки накалился от искреннего интереса к делам его сестрицы. С которой Анжелика сроду была незнакома.
Кирилл достал еще сигарету.
— Солнышко, а у тебя на завтра какие планы? — не дождавшись ответа, спросила Лика.
— Наполеоновские, — буркнул он себе под нос.
— Что? — не поняла она. — Ты не сильно занят? Там у вас в центре магазинчик новый открылся, я хочу, чтобы ты меня сопровождал.
Почетный эскорт, вот какую ему прочили роль.
— Что еще за магазинчик? — неизвестно зачем полюбопытствовал Кирилл, прикуривая новую сигарету от старой, наполовину истлевшей.
— Салон женской одежды. Говорят, там пальтишечки — высший класс! Сходим?
Он обреченно согласился, чувствуя, что Лика все равно не отцепится. Было совершенно непонятно, какой кайф в том, чтобы в магазин женской одежды тебя сопровождал мужчина. Ну непонятно, и все. Что там мужчине делать, а? Или нет, что там с мужчиной делать, а?
Эх, как бы успокоиться?!
Можно, конечно, плюнуть и послать ее в… салон одну. Но он чувствовал вину за сегодняшнее утро, когда бросил Лику дома дожидаться такси. Она-то не разделила его внезапно вспыхнувшей вновь страсти к мотоциклам. И не обязана была разделять. Впрочем, и он не обязан был оставаться с ней.
Никто никому ничего не обязан.
Никаких обещаний, никакой ответственности. С тех пор как ему исполнилось двадцать и стало ясно, что подобные вещи сильно стесняют свободу. Нужно все время быть начеку, с широкой улыбкой, с букетами, с глазами, полными страсти и огня, с «я тебя люблю, и буду любить всю жизнь!» наизготовку. А если хочется просто помолчать — ты толстокожий мужлан, эгоист, недоумок и пень березовый! Поесть спокойно?! А кто будет восхищаться новой прической? Устал?! Как ты можешь, в «Октябре» премьера «Титаника»!
И тысячи вариаций на тему…
Безобидные женские штучки перестали его раздражать годам к двадцати пяти. Он не научился обходить их вниманием, но и злиться перестал. Почти.
Он знал, что за все надо платить. Сегодня не получилось поужинать вместе, завтра — обед у родителей (ох, а вот этот салат Танечка-Сонечка-Наденька-Катенька делала сама!). В театр опоздал — поехали в казино. Разговоры о детях не умолкают — купим собачку.
Циником он себя не считал и мужланом тоже, просто раз и навсегда решил, что его не касаются чужие дела. Со своими он справлялся сам, один, и искренне полагал, что это — здорово. Это и есть — свобода! Поэтому на свободу других не покушался. Никогда. Чтобы помочь кому-то — по-настоящему помочь, а не дать денег, к примеру, на норковое манто, потому что старое уже поистерлось, — нужно ведь разобраться, понять, посочувствовать, в конце концов! А это не в его правилах. Увязнешь, и пиши пропало. Лучше как-нибудь сторонкой, по касательной, чтоб не задеть ненароком, и того… не провалиться по уши в чужую жизнь.
Ему своя нравилась. Он был сам себя хозяин, а уж если кому-то вздумалось покупать в его обществе пальтишко на осень, так это — пожалуйста. Право, какой пустяк.
Он раздраженно погасил окурок и снова взялся за печать.
Очень хотелось оказаться где-нибудь за тридевять земель, где нет унылой осени и Лешкиных клиентов, из-за которых он вынужден торчать на работе сутками. В буквальном смысле. Ночевать не пришел, утром не появлялся, мобильник отключил вовсе. Дела.
А она сиди и думай, как он там.