— Ты не ослышался, Джон, — мадемуазель Девизо, француженка. Я же говорил, что у меня не бывает безвыходных ситуаций. Мы давно работаем с Дикси, она отлично справится… Значит, так: эпизод без текста, будет идти под фонограмму вокзальных шумов — гудки, крики беженцев — война. Немцы наступают. Вон там написано по-русски (он кивнул на фанерную выгородку, изображающую вокзальное строение), что это город Киев. Сергей уезжает на фронт. Вы много страдали и совсем недавно поженились. Два не очень молодых человека наконец нашли друг друга и теперь должны расстаться. Он шепчет: «Я вернусь, я обязательно вернусь». Но она знает, что видит его в последний раз. Чутье любящего сердца… Поезд гудит, трогается, они не могут оторваться друг от друга, просто стоят, держатся за руки и смотрят. Женщина медленно снимает с шеи вот этот платок (первый подарок мужа) и отдает ему. Поезд набирает скорость — они медленно расходятся, как льдины в океане, пальцы придерживают платок, потом уже концы платка… Мгновение — и связь рвется. Понимаете, здесь перекличка символов: те разводящиеся мосты в Питере, ваши руки, уходящий состав, уходящая жизнь… Дуся остается с вытянутой рукой. Сергей вспрыгивает на подножку последнего вагона, зажав в кулаке ее платок. Ты, Дикси, еще ковыляешь за поездом и остаешься одна. Все… Понятно?
— Может, прогоним без камеры? — предложил «Сергей».
— Некогда, ребята, у меня до вечера три ответственных эпизода. Давайте сосредоточимся, соберемся! Вы же профессионалы… Да посмотрите друг на друга! Вспомните своих возлюбленных! Сейчас, на этом месте, война убьет вашу любовь! — Алан хлопнул по спине «Сергея» и зашагал к камере.
Джона выбрали на роль русского офицера в соответствии с представлением о славянской типажности: широкое, добродушное, чуть курносое лицо из породы «славный малый». Он ободряюще подмигнул Дикси: «С такой женой я бы ни за что не расстался. Скорее стал бы дезертиром».
Актеры стали в меловой круг, отмечавший исходное положение.
— Начали! — Хлопушка, фонограмма. Сзади рванулась массовка, с воплями осаждая поезд, басом взвыл паровоз, Сергей и Дуся взялись за руки.
— Стоп! Все на место! — крикнул в мегафон Алан. — Массовка, вы должны их толкать, сметать, а не обходить за метр, как английскую королеву. Ясно? Тогда вперед!
И снова все рванулись к поезду, теперь уже так и норовя затолкать героев под колеса. Они с ужасом вцепились друг в друга. Сергей прикрывал телом Дусю от «беженцев», но их сорвало с места и понесло вместе с толпой, волокущей тюки и чемоданы, яростно осаждающей переполненный состав. Ревели бабы, бородатые мужики пытались втиснуть в окна какие-то сундуки. Посыпалось разбитое стекло. Заплакал ребенок. Дикси прижалась к партнеру, пряча лицо на его груди. Капитанская фуражка «Сергея» напомнила вдруг ту, московскую, продававшуюся у пацанов на Ленгорах, а это прощальное объятие вернуло ее в Шереметьево, где никакого объятия не было, а лишь остался стоять, опустив ослабевшие руки, брошенный ею навсегда Микки.
— Не уезжай! — взмолилась Дикси в жесткий погон. — Мне кажется, я сумела полюбить тебя…
Паровоз снова истошно взвыл, заглушая ее голос. С лязгом дернувшись, поползли мимо вагоны. «Сергей» оторвал от своего кителя руки жены, и его торопливые жадные поцелуи покрыли запрокинутое лицо женщины.
— Не уезжай! Ведь это судьба… Ты — моя судьба, Микки!
«Сергей» пятился, боясь отстать от поезда и не в силах выпустить руки жены. Они двигались вместе, не отрывая друг от друга испуганных глаз… Предпоследний вагон, последний… Сорвав с шеи косынку, Дикси вложила ее в ладонь «русского офицера». Она чувствовала, что задыхается, тонет, и этот синий шелк, этот прощальный взгляд «Сергея» — последняя ниточка, связывающая ее с жизнью…
И вот она порвалась — пальцы Дикси выпустили кончик платка. Догнав последний вагон, офицер вскочил на ступеньку. Дикси рванулась вслед, пробиваясь среди вопящих людей, а поезд набирал ход, унося любимого. Она не могла больше сделать и шага, сжатая со всех сторон обезумевшей толпой, а над головами, над криками, над ужасом этой смятенной войной жизни, мелькал поднятый «Сергеем» платочек — маленький флажок цвета ее глаз.
По щекам Дикси катились слезы, она утирала их тыльной стороной ладони, не отрывая взгляда от удаляющейся синей точки, и продолжала беззвучно молить: не уезжай…
Софиты погасли, и только тут она увидела уставившуюся ей в лицо камеру, а за ней счастливого Ала.
— Потрясающие слезы! Целые виноградины — молодчина! — Он кинул Дикси смятый носовой платок. — И на кой я только связался с русскими, надо было сразу приглашать тебя. — Переснимать не будем! — категорически объявил Алан столпившейся кинобратии. — Массовка свободна. Готовьте эпизод «в штабе». — Он посмотрел на часы. — Через сорок минут я вернусь.
— Ну, Дикси, ты заслуживаешь хороший завтрак. Давай заскочим в кафе, а потом я завезу тебя домой, — предложил Ал.
— Не могу пить кофе в такую рань. Буду отсыпаться. — Дикси вытащила шпильки и, тряхнув головой, откинулась на сиденье. — Устала…