Семь сувениров

– Присаживайтесь, куда удобно, – сказал Шахов, устраиваясь в глубоком мягком кресле, застеленном пледом в крупную красно-сине-белую клетку.

Николай сел на диван и пристально посмотрел на Шахова. Хотелось спать, но предвкушение интересного разговора притупляло усталость.

– Так о чем же вы намерены рассказать мне, Руслан Алиевич?

– О многом… – ответил Шахов. – Но я постараюсь кратко. Не волнуйтесь. Долго не задержу.

– Наоборот. Я хотел бы поподробнее.

– Ну посмотрим… Как получится…

За окном проезжали машины. Подул ветер, а за его порывом сразу по окнам застучали, словно крошечные молоточки, капли дождя.

– Я смотрю, вы хотите докопаться до сути… – начал Шахов. – Хотите понять, был ли виноват Веня или не был? Так?

– Да, – кивнул Краснов.

– Так вот… Скажу я вам… Вы никогда этого не узнаете… Никогда не поймете. Это бессмысленно. Это вопрос не фактологический, а экзистенциальный. В этом есть даже что-то от проективной геометрии. Сколько ни старайся достигнуть горизонта, он все время ускользает от тебя. Возможно, Веня и был косвенно виноват в трагедии Андрюши, но, поверьте, он никогда не желал ему зла, более того, не писал никаких анонимок, никогда не предавал его… Тем не менее косвенно… косвенно…, возможно, был и виновен…

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что каждый из нас в чем-то перед кем-то да и виновен. И чем ближе нам человек, тем больше мы виноваты перед ним. Каждый из нас. Нет никаких исключений.

– Вы не преувеличиваете?

– Я? – Шахов усмехнулся. – Я не преувеличиваю… Я преуменьшаю…

– Но это все общие рассуждения. Я хотел бы услышать о фактах.

– Фактах?

– Да.

– А разве находясь в квартире Вени, вы еще не выявили ни одного факта?

Николай пытался понять, Шахов говорит с сарказмом, с иронией или, возможно, попросту смеется над ним?.. Или может он сошел с ума здесь в одиночестве?.. Но нет… Только не он… Такие всегда говорят серьезно. У таких психика и нервы из стали. Они сотканы из другого материала. Того самого, из которого раньше изготовляли настоящих мужчин. Тех мужчин, которых Ницше в своих сочинениях называл «мужами».

– Да не пугайтесь вы, – сказал Шахов, тихо посмеиваясь и словно читая мысли Краснова. – Я не спятил. Не спятил.

– Тогда о чем вы?!

– Как о чем? О письме.

– О каком письме?

– Том самом, последним письме Андрюши к Вени. Ну… После прочтения которого он и умер…

– Я не понимаю вас. Я не находил никакого письма.

– Правда? – в лице Шахова читалось смятение. Неужели он не верил ему?

– Да. Я слышал о каком-то письме от Василисы и от Константина Семеновича, но я его не видел в квартире Волкова. Там нет никакого письма. Точнее… Там есть конечно куча писем, дневников, документов, тетрадей, но этого письма, конкретно этого, нет…

Шахов растерянно смотрел на Николая. Он поднес руку к лицу и долго тер пальцами лоб, затем щеку.

– Вы уверены, что все обыскали?

– Да я и не обыскивал особенно… А что это за письмо? Что там такого?

– Откуда же я знаю… Я его не читал.

– Тогда откуда же вы знаете, что оно имеет какое-то особое значение?! – воскликнул Николай.

– Знаю. Мне говорил об этом Константин… Этот чистоплюй… Этот интеллектуальный оборотень. Он явно пытался что-то вытянуть из меня, разнюхать про это письмо…

– Подождите! Вы сказали «оборотень»?! – Николай вспомнил о записях Волкова, найденных им в квартире писателя. Там фигурировало это слово.

– А кто же еще! – сорвался и крикнул во весь голос Шахов, забывая о том, что нужно было сохранять тишину.

– А кто же еще… – сказал он, опомнившись, уже тише, почти шепотом. – Человек, который всю жизнь состоял в партии, преследовал студентов за чтение «неправильных» книг, а после 1990 года стал вдруг великим знатоком Цветаевой, Гумилева, Ахматовой, Платонова и Мандельштама?.. Кого там еще… Я в этом не разбираюсь… Тот кто в советские годы во вступлении к статьям цитировал Ленина и Маркса, а после 1991 года начинал свои рассуждения с другого иконостаса – с умозаключений Ролана Барта или Жиля Делёза, например. Разве это не оборотень? С клыками и когтями, которые никому не видны… Точнее видны только тому, кто попадает ему в лапы…

– И кто же по-вашему попал к нему в лапы? – Николай не отрывался от буквально побелевшего, ставшего глянцевым лица Шахова.

– Так все они и попались… И Саша, и Веня, и Андрюша… Все угодили ему в лапы…

– Объяснитесь.

Шахов переменил позу, сидя в своем глубоком кресле. Видимо правая нога затекла, он вытянул ее и растирал рукой.

– Вообще… Это их семейные тайны… Но, думаю, что вам это можно доверить. Вы не из болтливых. И это вам поможет в ваших поисках. По крайней мере, что-нибудь да прояснит… Они-то вам этого не расскажут… Вы думаете, почему Александра Генриховна приехала в Ленинград? Почему Константин помогал ей? Прямо как добрый волшебник… – Шахов тихо засмеялся.

Николай молча смотрел на него и внимательно слушал.

– Там, в Тарту, ее проиграли в карты.

– В карты?!