Ценность этого, казалось, частично находилась во мне самом, ибо в этом походе на Дамаск (а в моем воображении это уже был поход на Дамаск) изменилось мое обычное равновесие. Я чувствовал за собой упругую силу подъема арабов. Пришла высшая точка после многолетних проповедей, и объединенная страна стремилась к своей исторической столице. Убежденный, что это оружие, закаленное мною самим, было способно осуществить мои самые заветные желания, я, казалось, забывал о своих английских товарищах, оставшихся вне моей идеи в тени обычной войны. Мне не удалось заставить их разделить мою уверенность.
Много времени спустя я слышал, что Уинтертон каждый день вставал на рассвете и изучал горизонт, опасаясь, как бы моя беспечность не подвергла нас внезапной опасности: и в Умтайе, и в Шейх-Сааде британцы в эти дни думали, что мы ввязались в безнадежное дело. А я в это время знал (и, видимо, высказывал вслух), что мы в безопасности настолько, насколько вообще можно быть в безопасности на войне. Благодаря их гордости я никогда не замечал, что они сомневаются в моих планах.
Эти планы включали отвлекающий маневр против Аммана, а на деле — обрыв железной дороги в Дераа: дальше мы вряд ли заходили, так как я привык, изучая возможности, решать вопрос по стадиям.
Все заслуги часто приписывают генералам, потому что видят только приказы и результаты: даже Фош говорил (прежде чем стал командовать войсками), что битвы выигрывают генералы: но ни один генерал на самом деле так не думал. Сирийская кампания в сентябре 1918 года была, возможно, самой совершенной с научной точки зрения в английской истории, когда меньше всего решала сила, и больше всего — ум. Все вокруг отдавали честь победы Алленби и Бартоломью, а особенно те, кто служил им: но эти двое никогда не видели дело в нашем свете, зная, как зачатки их мыслей раскрывались в применении, и как их люди разрабатывали эти мысли, часто не понимая этого.
Укрепившись в Азраке, мы решили первую часть плана — отвлекающий маневр. Мы послали наших «всадников Святого Георгия», золотые соверены, тысяче бени-сахр, скупив у них весь овес на токах: и умоляли никому не говорить, что он потребуется для наших животных и британских союзников в эти две недели. Дхиаб из Тафиле — дерганый, незрелый, неуклюжий парень — вмиг разнес эти сплетни до самого Керака.
К тому же Фейсал привлек на службу племя зебн в Баире; и Хорнби, теперь надевший арабскую одежду (может быть, несколько преждевременно), активно готовился к крупной атаке на Мадебу. Он планировал двинуться около девятнадцатого числа, когда услышал, что Алленби выступил; теперь его надежды были связаны с Иерихоном, чтобы, если мы потерпим поражение при Дераа, наш отряд мог вернуться и укрепить его продвижение: которое уже будет не маневром, но затянет нашу петлю с другой стороны. Однако турки нанесли удар по этим планам, довольно шатким, атаковав Тафиле, и Хорнби пришлось защищать от них Шобек.
Что касается второй части, Дераа, нам приходилось планировать атаку как следует. В качестве пролога к ней мы решили перерезать рельсы под Амманом, чтобы оттуда не могло выйти подкрепление на Дераа, и чтобы поддержать их убеждение, что мы действительно собираемся атаковать Амман. Я предполагал, что этот пролог осуществят гуркхи[124] (вместе с египтянами, которые проведут подрывные работы), и не придется отвлекать наши основные силы от главной цели.
Эта главная цель была: разрушить железную дорогу в Хауране и не допускать ее починки по меньшей мере неделю; и это можно было сделать тремя путями. Первый — пойти к северу от Дераа к Дамасской железной дороге, как в моей зимней поездке с Таллалом, перерезать ее; а затем пробраться к Ярмукской железной дороге. Второй — пойти к югу от Дераа на Ярмук, как с Али ибн эль Хуссейном в ноябре 1917 года. Третий — ринуться прямо на Дераа.
Третий план возможно было осуществить, только если Военно-Воздушные Силы пообещают так плотно бомбить днем станцию Дераа, что эффект будет равнозначен артиллерийской бомбардировке и предоставит нам возможность атаковать ее нашими малыми силами. Сальмонд надеялся, что сделает это: но это зависело от того, сколько тяжелых машин он мог получить или собрать к этому времени. Доуни прилетит к нам и сообщит последнее слово одиннадцатого сентября. До тех пор мы должны иметь в виду все планы в равной степени.
Из подкрепления первыми прибыли мои охранники, прискакав по вади Сирхан девятого сентября: счастливые, отъевшиеся даже больше, чем их верблюды, отдохнувшие после месяца пиров среди руалла. Они доложили, что Нури почти готов и принял решение присоединиться к нам. Первоначальная энергия нового племени заразила их, пробудив энергию и дух, и это радовало нас.