Семь. Повесть о детстве

Стоял на берегу реки Камы один хороший пионерлагерь, лагерь был хороший, а ребята в нем, воспитатели и вожатые не очень хорошие. И попала в этот пионерлагерь домашняя девочка Аня. Девочка эта была хорошая, просто она раньше никогда не отдыхала в пионерлагерях и от этого часто плакала. А ребята, вожатые и воспитатели как будто не понимали, от чего она плачет, и обзывали ее плаксой, шутили над ней постоянно, и даже издевались. И тогда девочка Аня решила, что убежит из этого места, где так много нехороших людей. Она потихонечку собрала свой чемоданчик, взяла в столовой несколько кусочков хлеба и яблоко в дорогу. А когда наступила ночь, и все уснули, девочка Аня, выбралась за территорию лагеря, и отправилась через лес к ближайшей станции электричек.

Хватились Анечку только на утренней линейке, и тут же бросились искать, сначала на территории лагеря, а затем и в лесу. Нашли девочку уже к вечеру, Аня сидела высоко на ветке березы, намертво вцепившись в ее ствол обеими руками, а ее чемоданчик весь распотрошенный валялся у корней дерева. Говорят, что Аня сошла с ума. Долгое время никто не знал, кто мог напугать бедную девочку. Но после этой истории местные жители начали рассказывать, что видели в лесу страшного голого человека с головой собаки. В нескольких десятках километров от пионерлагеря были какие – то секретные военные объекты, и местные решили, что собакочеловек сбежал оттуда, возможно, его готовили как новое оружие для войны с буржуями.

Я замолчал…

– Это все? – Серенький, смотрел на меня серьезными серыми глазами, точно так же как тогда на кладбище.

– Да, – я кивнул головой.

– А я его тоже видел, – заявил Сережка.

Я хотел рассмеяться, но увидел, как на Сережкино заявление согласно кивает и Лека.

И даже бабушка не спорит и не уверяет, что все это – глупости, детские выдумки.

– Есть у нас в Ныробе в одном храме такая фреска, – говорит она. Человек с головой волка или собаки. А теперь по койкам! Мне завтра рано вставать и за вами баба Вера к семи утра зайдет чертята, – кивает она на Леку и Сережку.

И мы понуро отправляемся по своим спальным местам. Но я еще долго не могу уснуть, в голове моей вертится история про человека-собаку, а затем страшные сказки, которые сегодня не стала рассказывать бабушка… о том, как в детстве ее послали на лошади зимой в соседнюю деревню за доктором, а на обратном пути за ними с доктором гналась целая стая голодных волков, их спасли местные мужики, возвращавшиеся с охоты, о том как девочкой она по весне заблудилась в лесу, и вышла на стоянку незнакомых людей, сердце тогда у бабушки екнуло, и она убежала, а на той стоянке в углях потом нашли обглоданные человеческие кости. Это были беглые, которые взяли с собой в тайгу корову, так как весной тут в тайге еще было голодно. Честно я не мог понять, почему коровой называют человека. Я так боялся уснуть, и очутиться в одной из страшных сказок, что с облегчением вздохнул, когда уснув, вместо всяких ужастиков, снова увидел Медведя, он все так же сидел у своего окна. Я сказал ему: Здравствуй…., но, кажется, он меня не услышал.

6. Его зовут Медведь

Он снова у окна смотрит свое кино… Мама обещала вернуться к вечеру, но уже закат, а ее все нет. Медведь отвернулся от окна, за которым на закат уходил по темнеющим лугам целый табун белоснежных лошадей, и стая серых журавлей чертила лестовку антрацитового неба: Да воскреснет Бог, и разыдутся враги его, – шепчет Медведь, складывая ладошки лодочкой, перекрестившись двумя перстами.

Он спрыгивает с тяжелого резного табурета, на котором до этого стоял голыми коленками, на коленках отпечатались прожилки – годовые кольца того, что когда то было настоящим деревом и жило в дальнем лесу за рекой.

Он зажигает закопченную керосиновую лампу и ставит ее у окна, там, где сидел до этого четыре часа в ожидании мамы. Медная лампа с пляшущим внутри нее живым огоньком, это – маяк. Пусть, мама увидит этот свет издалека, и знает, что он ее ждет. Со светом в окне на высоком холме, видимом издалека, она не заблудится на темных улочках и среди коварных тропинок заболоченных низин. «Ей будет тепло от этого света…», – думает Медведь, и от этих мыслей на его угрюмом лице расцветает улыбка похожая на первоцвет своей чистотой или бабочку, готовую улететь, меж крыл которой прячется вечность ее бытия, равная ста тысячам взмахов маленьких крыл.

Медведь хочет попрощаться со старыми книгами, которые пахнут кожей, шершавой бумагой и ладаном. Одну – самую древнюю в ореховом окладе, с почерневшим от времени серебром застежек, мама забрала с собой сегодня. Если все пойдет, как мама желает, то завтра, она унесет оставшиеся книги, и тогда они вдвоем переедут жить в большой город.

Медведю жаль книг, особенно тех, что остались – с красивыми рисованными цветными чернилами картинками и буквами которые с трудом складывались в слова, но когда Медведю удавалось их сложить, то получалась история или кино не хуже того, что он видел в окне, когда шел дождь или начинался закат.