В визуальном плане Черный на темно-бордовом поражает прежде всего своими размерами. Пока это самая большая картина из тех, о которых мы говорили. Ротко не стремится скрыть плоскость – напротив, он подчеркивает ее характером нанесения краски и выбором форм, подобных поверхности холста. Изобразительное поле поделено на отдельные участки, но так как их границы параллельны краям холста, они создают «раму внутри рамы», тем самым дополнительно усиливая ощущение плоскостности. Поскольку же Ротко избегает намеков на фигуративность, оставляя в прямоугольнике холста лишь цветовые поля и плоские очертания, это заостряет наше внимание на материалах – на том, из чего состоит картина.
Однако ощущению плоскостности противопоставлено в Черном на темно-бордовом ощущение глубокого, неопределенного пространства, созданное оптическими средствами. Вместо традиционной перспективы Ротко опирается на пространственные отношения цветов: бледно-бордовые формы в центре кажутся находящимися дальше от нас, чем глубокие темно-бордовые формы, которые их обрамляют. Впрочем, этот эффект нельзя назвать однозначным: формы Ротко постоянно колеблются, как бы толкают друг друга, поддерживая напряжение поверхности и образуя загадочное, ускользающее, меланхоличное пространство.
Эмпирический ключ
Оказываясь перед Черным на темно-бордовом в посвященном Сигрэмским полотнам зале галереи Тейт-Модерн, мы немедленно осознаем, что эта огромная картина тесно связана с другими, такими же большими, висящими рядом. Мы словно погружаемся в среду – оказываемся внутри тотального произведения, а не перед одним индивидуальным. К тому же наш опыт дополняется временным или повествовательным аспектом, поскольку мы видим, как картины взаимодействуют друг с другом.
Ротко радикально снижает уровень визуальной детализации и контраста внутри картины. Трудно определить, что в ней – фигура, а что – фон. Являются ли два бледно-бордовых прямоугольника в центре фигурами, а более темные области – фоном, или, наоборот, эти центральные прямоугольники вместе с тонкой рамкой по краям – это фон, а черные промежутки – фигуры? Эта неопределенность выявляет изменчивую природу визуального. Картина предлагает нам воспринимать ее двумя способами, превращаясь из пассивных наблюдателей в активных участников процесса. Глядя издалека, мы ощущаем в ней загадочную пространственность – эффект, напоминающий остаточное изображение, возникающее, если посмотреть в окно, а затем закрыть глаза. Но, подходя близко к картине, мы упираемся в ее плоскую, стеноподобную поверхность. Казалось бы, эти два ощущения несовместимы, но Ротко искусно использует их для запуска процесса непрерывной трансформации своего произведения. Отказываясь от «нормального» представления о восприятии статичного фигуративного изображения, он прокладывает новое измерение взгляда, направленное внутрь субъекта и характеризующееся определением и, затем, стиранием не только перцептивных, но и психических границ. Мощь цветовых полей захватывает наши чувства, ведь цвет по своей сути является эмоциональным триггером. Вызываемый Ротко эффект можно сравнить с ситуацией, когда мы вынуждены довольствоваться ограниченной информацией, получаемой периферийным зрением или в сумеречных и тускло освещенных пространствах, где нет видимых контуров и достаточного контраста: в таких условиях неполноту, неоднозначность, неустойчивость перцептивных сигналов пытается восполнить наш мозг.
Недостаточность зрительной формы компенсируется воображаемой проекцией. Когда узнаваемое содержание отсутствует, важным стимулом становится память, переводящая наше внимание из внешнего мира перцептивного опыта во внутренний мир мысли и воображения – в центростремительную область сознания. Нам на ум приходит то, что было вытеснено, стерто или скрыто. Многочисленность, противоречивость, невосполнимость выявляемых Ротко пробелов побуждает нас задаваться вопросами и порождает потенциально плодотворное пространство неопределенности. Если видимое содержание фигуративных картин навязывает себя, то отсутствующее содержание картин Ротко освобождает их от ограничений, накладываемых предписанными значениями, способствуя свободе воображения и выдвижения гипотез.
Биографический ключ
Марк Ротко (настоящее имя – Маркус Роткович) родился в 1903 году в Двинске (ныне Даугавпилс, Латвия), в еврейской семье. Когда ему было десять лет, его семья эмигрировала в Портленд (штат Орегон, США). Он поступил в Йельский университет, но вскоре бросил учебу и к 1923 году жил как художник в Нью-Йорке.