Семь камней

Четвертый человек в Англии по богатству и, похоже, подписант французской петиции. Постоянно вращается в обществе и не делает секрета из своих политических симпатий.

Боюсь, что его личная жизнь гораздо менее добродетельна, чем у сэра Роберта. Приняв по парламентскому акту титул жены, он развелся в прошлом году по причине ее неверности (верно: у нее была связь с Уильямом Талботом, наследником графа Талбота, и она ее не скрывала). Леди – ее имя Франсес – тут же подала встречный иск по причине того, что герцог был импотент. Герцог, отнюдь не тихоня, продемонстрировал перед несколькими экспертами, назначенными судом, что он способен на эрекцию, выиграл процесс, развелся и теперь, вероятно, наслаждается свободой.

Не подходи к нему слишком близко. Партнеры, имена только на данный момент.

Резюме: М-р Роберт Уиллимот

Лорд-мэр Лондона до 1741 г. В настоящее время связан с…

2 Холодный мед и сардины

Лондон, май 1744 года Аргус-Хаус, резиденция герцога Пардлоу

В комнате пахло мертвыми цветами. Лил дождь, но Хэл все равно схватился за оконную раму и дернул ее кверху. Бесполезно, дерево разбухло от влаги, и окно не открылось. Он сделал еще две попытки и выпрямился, тяжело дыша.

Бой маленьких каретных часов на каминной полке вернул его к реальности, и Хэл обнаружил, что уже четверть часа стоит перед закрытым окном с открытым ртом, глядит через стекло на дождь и никак не решит, то ли позвать лакея, чтобы тот открыл чертову раму, то ли просто двинуть по ней кулаком.

Он повернулся и, чувствуя озноб, инстинктивно пошел к огню. Ему казалось, будто он двигался через холодный мед, с тех пор как принудил себя подняться с кровати и до того момента, когда миг назад рухнул в отцовское кресло.

Отцовское кресло. Проклятье. Он закрыл глаза, пытаясь собрать всю свою волю и встать. Кожа кресла была холодная и твердая под его пальцами, под ляжками, спине было жестко. Он видел огонь, сидел в нескольких футах от очага, но жар не согревал его.

– Я принес вам кофе, милорд. – Сквозь холодный мед прорезался голос Нэсонби, а за ним и аромат кофе. Хэл открыл глаза. Лакей уже поставил поднос на инкрустированный столик, разложил ложечки, снял крышку с сахарницы, положил щипцы, бережно убрал салфетку, накрывавшую кувшин с подогретым молоком, – охлажденные сливки были в таком же кувшине на другом краю столика. Хэла успокоили симметрия и плавные, точные движения лакея.

– Спасибо, – выдавил он из себя и слабо махнул рукой, показывая, чтобы Нэсонби продолжал. Лакей вложил чашку в его вялые руки. Хэл сделал глоток – кофе был превосходный, очень горячий, но не настолько, чтобы обжечь рот, сладкий и с молоком, – и кивнул. Нэсонби исчез.

Некоторое время Хэл просто пил кофе, ни о чем не думая. На половине чашки он вдруг решил встать и пересесть в другое кресло, но тут же подумал, что кожаная обивка уже согрелась и приобрела форму его тела. Он живо представил себе, как отец дотронулся до его плеча – герцог всегда слегка сдавливал его, выражая свою нежность к сыну. Проклятье. У него неожиданно перехватило горло, и он поспешно поставил чашку на столик.

«Как там Джон?» – подумал он. В Абердине он наверняка более-менее в безопасности. Все же надо написать брату. Кузен Кеннет и кузина Элоиза невероятные зануды, они такие косные пресвитерианцы, что даже осуждают карточную игру и всякую активность в субботу, кроме чтения Библии.

Как-то раз они с Эсме остановились у них. После плотного воскресного обеда, где подавали жареного барашка и пюре из брюквы, Элоиза вежливо попросила Эсме почитать им. Разумеется, Библию. Игнорируя отрывок, который полагался к чтению в тот день – он был отмечен кружевной закладкой, – Эм беспечно перелистала страницы и остановилась на истории Иеффая, который дал обет Богу, что в случае победы над аммонитянами он принесет в жертву Богу первого, кто встретит его, когда он вернется домой.