– Аве Мария, – раздался позади него бас отца Рено, подхватывая молитву, и через секунду уже семь или восемь человек произносили ее, торжественно шагая в ритм, и еще несколько человек… Сам Джейми умолк, чего никто не заметил. Но стена молитвы была для него баррикадой между ним и коварными, лукавыми помыслами, и, закрыв глаза, он почувствовал, что отец идет рядом с ним, и ощутил последний поцелуй Брайена Фрэзера на своей щеке – легкий, словно дуновение ветерка.
Они добрались до Бордо почти на закате, и д’Эглиз с небольшой охраной повез куда-то груз, предоставив остальным знакомиться с прелестями города – хотя знакомство было несколько ограничено тем обстоятельством, что им еще не заплатили. Они получат свои деньги на следующий день, после того как груз будет доставлен.
Йен, уже бывавший в Бордо, направился к большой, шумной таверне со сносным вином и большими порциями.
– Разносчицы тут тоже хорошенькие, – заметил он, глядя, как одно из этих созданий ловко лавирует в толпе среди дерзких рук.
– А наверху что, бордель? – из любопытства спросил Джейми, слышавший несколько историй на эту тему.
– Не знаю, – ответил Йен с сожалением, хотя Джейми был почти уверен, что его друг никогда не был в борделе, отчасти из-за безденежья, отчасти из страха подцепить дурную болезнь. – Ты хочешь потом это выяснить?
Джейми колебался:
– Я… ну… Нет, не думаю. – Он повернул лицо к Йену и говорил совсем тихо: – Я обещал папе, что не стану ходить к проституткам, когда уезжал в Париж. И теперь… Я не смогу это сделать, не… думая о нем, понимаешь?
Йен кивнул, и на его лице читались одновременно облегчение и разочарование.
– У нас еще будет время, – философски заметил он и жестом потребовал еще один кувшин вина. Но разносчица не заметила этого; тогда Джейми протянул свою длинную руку и дернул ее за фартук. Она повернулась, нахмурив брови, но при виде улыбки на голубоглазом лице Джейми решила улыбнуться в ответ и приняла заказ.
В таверне было еще несколько парней из их отряда, и эта сцена не осталась незамеченной.
Хуанито, сидевший за соседним столиком, саркастически изогнул бровь и что-то сказал Раулю на ладино, еврейском диалекте испанского языка. Они оба засмеялись.
– Дружище, ты знаешь, отчего появляются бородавки? – любезно проговорил Джейми – на библейском иврите. – Сидящие внутри человека демоны пытаются прорваться наружу через его кожу. – Он говорил неторопливо, чтобы Йен мог следить за его словами, и тогда Йен тоже расхохотался – как при виде вытянувшихся физиономий двух евреев, так и от слов Джейми.
Бугристое лицо Хуанито помрачнело, а Рауль пристально посмотрел на Йена, сначала на его лицо, потом, подчеркнуто долго, на его промежность. Йен помотал головой, продолжая улыбаться. Рауль пожал плечами, но улыбнулся в ответ, взял Хуанито за руку и потащил куда-то в заднюю комнату, где шла игра в кости.
– Что ты ему сказал? – спросила разносчица, поглядев вслед удалявшейся парочке и снова удивленно посмотрев на Джейми. – И на каком языке?
Джейми с радостью посмотрел в широко раскрытые карие глаза; у него уже болела шея от напряжения, с которым он удерживался, чтобы не наклонять голову и не глядеть в декольте прелестницы. Аппетитная ямка между ее грудей притягивала глаз…
– О, ничего особенного, просто маленькая дружеская шутка, – улыбнулся он. – Я сказал ее на древнееврейском. – Он хотел произвести на нее впечатление и произвел, но вовсе не так, как рассчитывал. Девушка чуточку попятилась от него, а ее полуулыбка исчезла.
– О, – пробормотала она. – Пардон, господин, мне нужно… – И она с кувшином в руке исчезла в толпе посетителей.
– Дурень, – сказал Йен. – Для чего ты ей это сказал? Теперь она подумает, что ты еврей.
Джейми раскрыл рот от удивления.
– Что, я? Почему? – спросил он, взглянув на себя. Он имел в виду свою одежду шотландского горца, но Йен критически посмотрел на него и покачал головой.
– У тебя острый нос и рыжие волосы, – пояснил он. – Половина испанских евреев, которых я видел, выглядела именно так, а некоторые были рослыми. Девчонка могла подумать, что ты убил кого-нибудь и снял с него эту одежду.
Джейми почувствовал себя скорее смущенным, чем оскорбленным. Но все же слова Йена его задели.
– Ну и что, даже если бы я был евреем? – с вызовом спросил он. – Какое это имеет значение? Я ведь не замуж ее звал, верно? Господи, я же просто болтал с ней!
Йен смерил его до обидного снисходительным взглядом. Джейми понимал, что ему не стоит возмущаться. Он и сам часто куражился над Йеном, когда тот не знал каких-то вещей, которые знал он. Да он и не возмущался; одолженная рубашка была ему слишком мала, терла под мышками, а костлявые, ободранные запястья торчали из рукавов. Он выглядел не как еврей, он выглядел как болван и понимал, что так оно и есть. Это его злило.
– Большинство француженок – я имею в виду христианок – не любят гулять с евреями. Но не потому что они Христа распяли, а из-за их… ну… – Он опустил глаза и кивнул на промежность Джейми. – Они считают, что
– Не настолько же
– Отличается.