Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера

Правда, читать мне до "Нового дома" приходилось редко. Когда живешь на улице тебе не очень-то до высоких материй, если честно. Попадая то в один приют, то в другой, я урывал моменты для того, чтобы заглянуть в библиотеку, пролистывая то одну книгу, то другую, пока не дорвался до Хайнлайна. "Чужак в чужой стране", украденный в детройтском приюте, валялся у меня в рюкзаке уже полтора года, путешествуя по всем тем местам, куда я умудрялся попасть. Иногда мне казалось, что эта книга словно написана про меня: нет, я не сравнивал себя с Майклом, разумеется, просто я тоже был чужим в любом месте, куда бы ни попал. Странно это было: давно умерший человек полтора века назад написал фантастическую книжку — что он мог знать про меня, мою жизнь? — но у меня порой возникало стойкое ощущение, что он знал или предчувствовал.

Когда я говорил об этом с Питером, он только рассмеялся, и сказал, что, наверное, у каждого из нас есть такая книга, читая которую он может сказать, что "это про меня". У самого Пита таких книжек была сотня-другая, не меньше, поэтому его авторитетному мнению вполне можно было доверять.

Черт, а я ведь скучаю!

Прошла всего неделя, а я уже тосковал по дому — а здание на Ривер-Сайд очень быстро стало мне домом, по долгим разговорам с Питером на отвлеченные темы, по перепалкам с Джой… Глупо, правда? И почему только в тот самый момент, когда у меня появилась настоящая семья, моей жизни обязательно надо было совершить очередной кульбит?

Так я и сидел, перебирая каталоги и размышляя о том, какую еще пакость приготовила мне судьба, когда в библиотеку вперся Волинчек.

— Вот ты где! Я уже обыскался!

— Ты с какой-то целью, или просто соскучился по моему обществу? — лениво поинтересовался я. Лукас мне по-прежнему стойко не нравился, несмотря на то, что мы довольно часто общались, встречаясь во время обеда и ужина в столовой и разговаривали о том, о сем.

Я… ну, давай, Чарли, будь честным хотя бы сам с собой…Я…ревновал! Да, ревновал, а что тут такого? Я прекрасно знаю, что поводов к ревности у меня было не больше, чем, к примеру, у Гордона: Джой одинаково относилась (а точнее, не относилась) к каждому из нас, и, если не считать того злосчастного поцелуя, ничего-то нас не связывало. Ну, кроме того, что она мне нравилась. Очень.

В общем, тот факт, что она неровно дышала к Волинчеку, заставлял меня скрежетать зубами и сжимать кулаки практически каждый раз, когда этот недотепа появлялся в пределах видимости. От попыток выяснить отношения раз и навсегда меня удерживал тот факт, что Лукас был моим единственным союзником на черт знает каком расстоянии от Земли, а я был самым настоящим прагматиком и всегда старался блюсти свою выгоду.

— Не скажу, что стосковался, — хмыкнул он, — просто пришел проведать. Думаю, тетя Мел мне за это сказала бы спасибо.

— Думаю, мы с Мелани Чейс разобрались бы сами, — тоном, источающим яд, проговорил я, — Нянька мне не нужна, со своими проблемами я справляюсь сам. Думаю, я выразился достаточно понятно?

— Понятней некуда. Чарли, я что, занимал у тебя полтинник и забыл отдать? Если нет, то чего ты постоянно на меня крысишься?

— Волинчек, сделай милость, заткнись, — попросил я, — Изображать из себя заботливого старшего брата не надо: я — единственный ребенок, да и ты, насколько мне известно, тоже.

— А откуда, если не секрет, известно? — поинтересовался Лукас, потирая переносицу (был у него такой характерный жест).

Ох и правда, откуда… как будто Джой была не единственным человеком, который прожужжал мне все уши темой: "боже, как мне нравится Лукас Волинчек и как хорошо, что мы идем сегодня ужинать в чешский ресторан "Королевская Дорога", потому что мне так нравится все чешское, а главное сам Лукас…Как, я это уже говорила четыре раза?". Джой иногда была чертовски утомительна, честное слово.

Я сделал гримасу:

— Сведения засекречены, доступ к ним запрещен всем, кто не имеет уровня А.

Волинчек ухмыльнулся:

— И кто же имеет такой доступ?

— Только я, — я кровожадно улыбнулся. Ну, спроси у меня еще что-нибудь, я тебя так далеко пошлю, что дорогу не найдешь…

То ли Волинчек обладал незаурядной интуицией, то ли был хорошим физиогномистом, но больше вопросов на тему Джой не последовало.

— Ты на ужин-то пойдешь, библиотекарь?

Я пожал плечами. Сидеть, обложившись бумагами, дисками и коробками от фильмов, было так уютно и спокойно, что забывалась тьма за иллюминатором, и ужасно не хотелось вставать. Лукас понял меня правильно и быстро ретировался, пообещав, если не поем и завтра, потащить меня утром в столовую за уши. За последние семь дней я опять начал терять в весе: мне просто не хотелось есть со всеми, а потом я про это забывал. Слава богу, зеркала у меня в каюте не было, а в душе я задерживался ровно настолько, чтобы вымыться, не заглядываясь на свое бледное и худосочное отражение.