Семь дней страсти

Синтия фыркнула, удивляясь собственному вопросу. Ну конечно, эта женщина любит его. Все любят Николаса. Его мама всегда говорила, что он родился с особым даром. Люди чувствовали себя рядом с ним комфортно, а он наполнял весельем каждую комнату. Неужели он растратил свой дар в Лондоне? Неужели он иссяк?

Синтия выдохнула с такой силой, что лежавший перед ней исчерченный лист затанцевал на столе. С него слетела легкая пыль от угольного карандаша, как будто это слетал песок с тех самых скал, которые она пыталась изобразить.

Синтия взяла карандаш и нанесла темные штрихи на бумагу.

Ее работу нельзя было назвать искусством, да это и не было искусством, она и сама это понимала. Разбивавшиеся волны были похожи на спутанные волосы, вьющиеся вокруг скал. Скалы напоминали бока коров. И все-таки она совершенствовалась. Кроме того, мягкий скрип угля по пергаменту успокаивал ее, создавал ощущение исполненного долга.

Но сегодня ни о чем, кроме Ника, она думать не могла, поэтому спрятала карандаш в столе и достала старый дневник. Эти страницы уже отложились в ее памяти. Она перечитывала их десятки раз, но ничего нового не нашла. Возможно, дневник, как талисман, откроет секреты, только если она поверит в него.

В дверь постучали, она потерла глаза. Господи, так и ужин можно пропустить.

– Входите, – позвала она миссис Пелл, но дверь из коридора не открылась.

Открылась дверь в соседнюю комнату.

– Добрый вечер.

С улыбкой на лице вошел Ник, неся в руках закрытую белую чашку.

– Миссис Пелл сказала, что Адам опаздывает, заканчивая свои дела, поэтому нам придется ужинать одним, если мы хотим избежать встречи с ним.

Аромат лукового супа наполнил комнату.

– Спасибо за новость. И за суп, – произнесла Син.

Ланкастер прошел в комнату, огляделся, но не решился поставить чашку.

– Ты устроилась?

Пока их не было, миссис Пелл убралась в этой комнате, теперь здесь все сверкало чистотой и пахло свежими цветами.

– Да, все хорошо.

– А это тот дневник?

– Да.

Синтия инстинктивно вцепилась в него, желая спрятать подальше.

– Такой маленький. – Ник сделал еще шаг и оказался почти рядом с ее плечом. – А это чертеж местности?

У Синтии замерло сердце. Ее рисунок не был предназначен для постороннего глаза, только для нее.

– Предлагаю детально изучить его, но полагаю, что это бессмысленное занятие. Сколько лет было твоему дядюшке в то время? Восемь или девять?

Синтия посмотрела на рисунок. Восемь лет? Какая невоспитанность…

Ник потянулся за бумагой, и Синтия схватила дневник, набросок и сунула их в ящик стола.

– Ему было одиннадцать.

– Слишком молод для художника.

– Ты можешь поставить чашку здесь. Спасибо.

Ланкастер прижал чашку к груди, когда Синтия протянула к ней руку.

– У меня в комнате есть хлеб. Присоединишься ко мне?

– Я очень устала.

Синтия подняла голову и увидела, что Ник смотрит на нее умоляющим взглядом.

– Ну, пожалуйста, пойдем. – Он улыбнулся. – У меня есть вино.

Было похоже, что он избавился от настроения, нахлынувшего на него на побережье. Он снова стал прежним Николасом, и сопротивление было бесполезным.

– Ну, хорошо. У тебя есть вино, а я хочу вина. Поэтому у меня нет причины отказываться.

Синтия прошла за ним следом в комнату, в ту комнату, где она спала прошлой ночью, и внимательно осмотрелась, как будто его вещи могли что-то рассказать о нем.

Таз, от которого все еще шел слабый пар в прохладной комнате. Полотенце, которым он вытирал лицо и шею. Тщательно убранная кровать, на которой не осталось следов ее пребывания. Два бокала для вина на столике, подвинутом ближе к огню, один пустой, а второй – с каплями вина на дне.

– Садись, ты ведь устала, – пригласил Ник.

Синтия заметила, что у него по краснел и уголки глаз.

– Ты тоже устал.

И словно в подтверждение ее слов он опустился на стул сразу, как только села Синтия.

– Признаюсь, что не очень хорошо спал сегодня. Мистические открытия, знаешь ли.

– Допускаю, – улыбнулась она в ответ.

Ну вот, Ник уже заставил ее улыбнуться.

Ланкастер наполнил бокалы вином, и они приступили к трапезе. От горячего супа внутри разлилось приятное тепло. Молчание, царившее в комнате, было в сто раз комфортнее той тишины, в которой они работали несколько часов назад. Когда Ник потянулся за хлебом, внимание Синтии привлекли его пальцы.

Они были длинными и грубоватыми, не такими изысканными, как все остальное в нем. Эти пальцы с хрустом разломили поджаристую булку. В свете камина виднелись золотистые волоски, покрывавшие его кожу. Когда он потянулся через стол, чтобы положить половинку хлеба на ее тарелку, проявился рельеф мышц. Эти крупные пальцы прикасались сегодня к ней, гладили, удерживали ее.

– Спасибо, – только и сумела произнести Синтия.

– Не за что, – тихо ответил он.

Их взгляды встретились. Читает ли он ее мысли? Разделяет ли их? Но его улыбка была чистой и лишенной всяческого намека на флирт.

Сознание вины превратило теплый суп у нее в желудке в раскаленный уголь. Ник принадлежит другой женщине.

– Как поживает твоя семья? – неожиданно громко поинтересовалась Синтия.

– Хорошо.

Ланкастер ни слова к этому не добавил.