Герой не должен переживать, уцелеет он или нет. Герой идет в бой, как на праздник. Может, у него такой высокий уровень идеалов в крови, а может, с фантазией плохо. Или он уверен, что мир заканчивается вместе с ним, и никто не будет по нему рыдать, а он ничего интересного не пропустит. Совершил подвиг – и привет, жизнь удалась, жалко, что короткая.
Мне так не хочется.
Это не значит, что я не готов сидеть в Гнезде, сжимая пистолет с парой «метапатронов», и ждать, когда нас придут убивать. Готов, но совсем по другой причине.
Но предпочел бы всё-таки уцелеть.
Потому что Инсек, оставшийся в своем корабле на обломке Луны, все-таки видит лазейку. «Всё давно так близко, как только возможно»? Да, у меня есть одна мысль. Она странная, наивная, почти как желание увидеть в полупьяном бомже инопланетного наблюдателя. Но если и впрямь «всё куда ближе»?
Я забрал свои вещи у охраны. Полицейские смотрели на меня как на диковинку – неужели и впрямь проверили, внесен ли я в секретные списки?
Ничего-ничего. Вот еще выслушают рассказ уборщицы о моем явлении через экран…
Выйдя из Манежа, я посмотрел на идущих к зданию людей. Не так уж много было желающих в такую погоду изливать душу молчащим экранам. Но все-таки они всегда приходили.
Ну а что? В церкви люди тоже не ожидают услышать глас с неба в ответ на молитву.
Я шел к Гнезду, размышляя, оценивая ситуацию и так, и эдак. Опять я заблуждаюсь? Или всё-таки что-то нащупал?
Напротив Зоологического музея я увидел идущего навстречу бомжа Андрея. За собой он катил сумку-тележку, а сам поверх спортивного костюма закутался в прозрачный пластиковый плащ, одна борода торчала наружу. Несмотря на недавнюю выпивку (я не сомневался, что бутылку он приговорил), шел Андрей довольно твердой поступью. Увидев меня, остановился, раскинул руки и воскликнул:
– А! Это снова ты![1]
– Куда двигаетесь? – спросил я.
– Меняю я места на расстоянья, меняю встречи я на расставанья! – Андрей пошатнулся, но устоял.
Все-таки он был пьян.
– Вы уходите? – не сдавался я.
– Ухожу, – бомж собрался и наставительно поднял палец. – И вам советую, юноша! Час мужества пробил на наших часах и…[2]
Он помолчал.
– И мужество нас покинуло. Отправляюсь к Анне Андреевне. Пошел бы к Николаю Степановичу, но нет ему памятников в Москве. Не удосужились…
– Что так вдруг? – спросил я.
– Атмосфера резко изменилась, – Андрей шмыгнул носом. – Плохо там будет. Людей много пришло.
Я пожал плечами. Неужели наша маленькая компания так на него подействовала? Но кто его знает, душевнобольные и впрямь могут быть чувствительнее к голосу Гнезда…
– Вы бы тоже не шли туда… эх… – Бомж махнул рукой. И вдруг сказал совсем трезво: – Вам решать, конечно. Вы молоды. Вам проще жить.
– Осторожнее всё-таки, – сказал я.
– Я всегда осторожен… – Он протянул руку и похлопал меня по плечу. – Хорошее было место.
Он обогнул меня и двинулся дальше.
– Эй! – не выдержал я. – Почему вас не трогают менты?
– Из уважения к былым заслугам! – гордо откликнулся бомж.
Я постоял, глядя ему вслед. Вспомнил реплику деды Бори: «Вы его не узнали?».
И стоило мне придумывать бомжу инопланетное происхождение?
Деда Боря, похоже, его узнал.
Покачав головой, я двинулся дальше.
И уже через пару минут обратил внимание на людей, идущих в том же направлении.
Да, конечно. Центр Москвы. Даже после Перемены.
Но не в такой же ливень!
При такой погоде люди передвигаются быстро и целеустремленно. От дверей автобуса до станции метро. От выхода из метро до подъезда.
А вокруг люди шли сосредоточенно и не спеша.
Будто и не особо хотели куда-то двигаться, но знали, что надо, – и собирались с духом.
Я начал украдкой приглядываться к прохожим.
Слуги Прежних? Да вряд ли…
Ничего общего в их лицах не было. Люди постарше, помоложе. Совсем уж школоты не наблюдалось, но мои ровесники попадались. Женщин, пожалуй, больше, чем мужчин. Многие шли группами по двое, по трое.
Да что такое происходит?
Я вдруг понял, что слова бомжа про «людей много пришло» относятся вовсе не к нашей крохотной команде.
Чем ближе я подходил к Гнезду, тем больше вокруг оказывалось народа.
Люди начали собираться в компании побольше, разговаривать на ходу. Я ускорил шаги, пристроился к трем женщинам, что-то энергично обсуждавшим.
– …поубивали всех деток, на куски порезали… – говорила одна, с возмущением и жадным любопытством одновременно. – Нелюди проклятые…
Ой-ей-ей…
Я шел уже так быстро, как только мог, чтобы не вызывать подозрений. Люди сбивались в плотную бормочущую массу. Я лавировал между ними, выхватывая то одну, то другую реплику, – и ничего хорошего услышанное не предвещало.