Но вопреки всему мчался сквозь пыльное марево шериф Уильям Хэппенинг, известный каждому шакалу на берегах Рио-Мадре под прозвищем Честный Билл, и серая смерть мерцала в глазах его, полуукрытых широкими полями сомбреро. Терзая шипами шпор окровавленные бока полузагнанного мустанга, шел он по следам банды Эль-Койота, и похоже было, что на сей раз мерзавцам не уйти от кары, давно заслуженной ими, убийцами, насильниками и, страшно подумать, угонщиками племенного скота!
В среду близ руин ранчо Пойндекстеров, что к северу от границы, пал Букефало, знаменитый вороной Эль-Койота, и тогда мексиканец, зловеще усмехнувшись, приказал своим пистольейрос спешиться. Теперь лишь милостивому Господу, пристрелянному «кольту» и тяжелому мачете, этой святой троице прерий, предстояло решить, кто из двоих увидит закат…
– Клянусь небом, gringo, сегодня ты проклянешь день, когда появился на свет! – вскричал бандит, и мерзкое ругательство, сорвавшись с его искривленных злобою уст, заставило щетинистые щеки Честного Билла налиться гневным багрянцем.
– Не усугубляй грехи свои богохульством, – укоризненно отвечал шериф, – но лучше помолись истинному хозяину своему, дабы дал он место тебе хотя бы в преисподней!
Сатанинская гримаса исказила черты Эль-Койота.
– Carramba! – воскликнул он. – Защищайся же или умри!
И замерло все вокруг, даже гриф-стервятник, кружащий в выси, на мгновение прервал полет и завис в ожидании развязки…
Два выстрела грянули, слившись в один громовой раскат…
Но нет! Был и третий выстрел!
Вот стоит и подло ухмыляется, сдувая дымок с револьверного дула, Хорли О'Элберет, бесстыжий негодник, насквозь пропитанный скверным виски. Хорли по прозвищу Смок, пропащая душа, заочно осужденный присяжными за жестокую расправу с семейством Бэггинсов и вот уже с год гуляющий по прериям. Воистину, никто, кроме этого чудовища в образе человеческом, не решился бы на такое кощунство – недаром даже дружки его заворчали, осуждающе покачивая головами. Но рыжий висельник, позор ирландского племени, нисколько не стыдился содеянного, напротив, вовсю скалил щербатые зубы.
– Что, проклятый янки, – крикнул он, любовно прокрутив барабан, – похоже, не по вкусу тебе моя прелесть?
– Как я погляжу, мало радости доставил ты своей матушке, паренек, – кусая губы от жуткой боли в плече, отозвался Честный Билл, – и, сдается, недолго станет она горевать по тебе…