Сельский врач

Василий присел с папиросой к открытому окну, перебирая в памяти события нынешнего беспокойного, дня. Ему вспомнилась райбольница и ее главный врач Моргун, который, вручая доктору предписание, уверял, что «товарищу Донцову повезло: именно в Федоровке может во всю развернуться настоящий хирург, условия там отличные, коллектив дружный».

Еще в студенческие годы Василий увлекся хирургией, и однажды на четвертом курсе профессор Казанский, зная об этом увлечении, разрешил ему произвести первую самостоятельную операцию — грыжесечение. Студенту ассистировал опытный хирург, а сам профессор стоял рядом, зорко следя за действиями начинающего оператора и подбадривал его короткими замечаниями.

Операция прошла удачно, и профессор поощрительно говорил студенту:

— У вас, товарищ Донцов, правильная постановка руки, это много значит для хирурга. Будем надеяться, что ваше увлечение перерастет в пылкую любовь.

Так оно и случилось. Василий стал частым гостем в хирургической клинике. Иногда он ассистировал хирургам, но чаще только присутствовал на операциях, цепко присматриваясь к тому, как оперируют другие Он, конечно, не пропускал ни одной операции самого профессора, добровольно напрашивался на ночные дежурства и нередко бывал нужным помощником дежурному хирургу.

На государственном экзамене профессор Казанский по-стариковски расчувствовался, горячо пожал Василию руку за отличный ответ по хирургии и тут же снова повторил:

— Советую поступать в ординатуру. Да, да, товарищ Донцов, настоятельно советую. Я уже говорил с директором…

Василий не замедлил воспользоваться советом и поддержкой профессора.

Два года он продолжал постигать в клинике тайны искусства хирурга, два года не отрывался от книг, от конспектов и мечтал о кандидатской диссертации. Профессор Казанский подогревал мечту прилежного ученика, подобрал ему интересную тему для первой научной работы, обещал свою помощь. Василий уже стал собирать понемногу материал для кандидатской, но вдруг планы старого профессора и молодого хирурга рухнули: несколько дней тому назад Василия вызвал заведующий облздравотделом Шубин и предложил ему поехать в район.

Василий отказался: он не может ехать, он собирается посвятить себя хирургии!

— Вот, вот, — подхватил Шубин, — я как раз и хочу направить вас хирургом в сельскую больницу.

Василий побежал к профессору, дескать, Ефим Гаврилович, спасите, не дайте похоронить мечты в сельской глуши. Профессор позвонил Шубину: просил не трогать Донцова, но заведующий облздравотделом оказался человеком несговорчивым и упрямо твердил: — Приказ подписан. Поезжайте.

А Василий втайне вынашивал мысль — навсегда остаться в клинике. Он уже потихоньку хлопотал о коммунальной квартире и вдруг этот шубинский приказ…

— Василий Сергеевич, еще не спите? — послышался голос хозяйки.

— Нет, нет, пожалуйста, входите.

Ивановна приоткрыла дверь, и в комнату ворвалась неяркая полоска света.

— Я уж тороплюсь с ужином.

— Благодарю, я сыт.

— Ох, что-то не верится, — усомнилась хозяйка. — Проехали вон сколько, а в селе у нас не то, что в городе — тут тебе ни чайных, ни столовых. Идемте, Василий Сергеевич, к столу, да вы не стесняйтесь.

За ужином он подумал, что ему, пожалуй, следует поговорить с хозяйкой насчет стола. Когда он заикнулся об этом, Ивановна с готовностью ответила:

— Мне Корней Лукич давеча говорил. Уж покормлю вас, как умею.

«Значит, Корней Лукич уже побеспокоился… Видимо, хороший он человек», — подумал о нем Василий.

Рано утром во дворе без стеснения загорланил петух. Он так громко и любовно выводил свое «кукареку», будто хотел, чтобы его голос был услышан где-то на краю земли.

Василий проснулся и взглянул на часы — было половина пятого. Поругивая беспардонного певуна, он силился заснуть, и вдруг соседскому петуху тоже захотелось подать голос и, видимо, не без умысла перекричать собрата. Не успели петухи обменяться утренними приветствиями, как под самым окном послышалось густое, басовитое коровье мычание…

Василий ворочался в постели с боку на бок, но сон пропал. Потом он привыкнет и будет спать, не обращая внимания на обычные утренние сельские звуки, а сейчас они мешали ему, даже раздражали с непривычки. По всей вероятности, коренной сельский житель вот так же мучается в постели, прислушиваясь в городе к автомобильным гудкам и грохоту раннего трамвая.

В седьмом часу утра Василий отправился в больницу и встретил там Корнея Лукича. Одетый в синий, забрызганный известью халат, старик-фельдшер старательно подбеливал деревья. За поясом у него торчали большие садовые ножницы.

— Доброе утро, Василий Сергеевич, — радушно поприветствовал он доктора. — Что-то раненько вы…

— Не раньше вас, — ответил, поздоровавшись, Василий.

— Да вот боюсь, как бы гусеница не одолела, — озабоченно сказал фельдшер.