Я просыпаюсь, когда автобус резко тормозит; мы в Париже.
Сейчас ранний вечер, и после длинной поездки я подумываю о затяжном горячем душе и быстром ужине перед сном. Но, кончено же, остальные уже болтают о ближайших планах.
Мы с Нат проверяем нашу роскошную комнату, и пока я распаковываю свои ванные принадлежности, она скользит в платье и начинает поправлять макияж в зеркале комода.
— Ты уходишь куда-то? — спрашиваю я.
— Ага, некоторые девочки, с которыми мы обедали, оказались довольно крутыми, и они предложили сходить в Латинский квартал. Ты же идёшь, да?
— Нет, я выжата, но ты иди и повеселись.
Она слегка надувает губы.
— Уверена?
— Более чем, но спасибо. Только, пожалуйста, будь осторожна.
— Это я могу обещать! — щебечет Нат прежде, чем надеть туфли и вылететь за дверь.
После душа я лежу на кровати и звоню Себастьяну. Мы болтаем минут пять, когда я слышу стук в дверь.
— Подожди, кто-то стучит в дверь, — говорю я ему.
— Проверь глазок! — кричит он мне в ухо.
Через маленький глазок я вижу мужчину, одетого в белое, который стоит рядом с тележкой для обслуживания номеров.
— Себ, я тебе перезвоню. Думаю, приехал мой ужин.
—
— Люблю тебя.
Я кладу трубку и на пару сантиметров приоткрываю дверь.
— Могу я…эм… вам чем-то помочь?
Мужчина улыбается и передаёт мне записку.
Я отхожу в сторону, освобождая место, чтобы могла проехать тележка, затем благодарю, как и было указано в записке, и закрываю за ним дверь.
Рот уже наполняется слюной от вкусного аромата. Я поднимаю крышку и хихикаю при виде огромной пиццы с сыром, обнаруживая ещё одну записку.
Я не могу сдержать счастливых слёз, застилающих мои глаза, хоть они и наполнены разочарованием. Всё было так замечательно, и, очевидно, оказало на него большее воздействие, чем я предполагала. Зачем ему нужно было разрушать это?
Но хотя я и стала слегка плаксивой, я умираю с голоду, так что набиваю полный рот едой.
После двух кусков и щёлканья по каналам — всё без толку, поскольку я ни черта не понимаю из того, что они говорят, — я натягиваю штаны для йоги, надеваю лёгкую куртку и обуваюсь, решая подышать свежим воздухом.
Район за пределами отеля кажется безопасным, поэтому я неторопливо прогуливаюсь по тротуару, впитывая просторы огней, ярко мерцающие в любом направлении, куда не посмотри. Я замечаю несколько местных жителей, но большинство людей, бредущих по тротуарам, это туристы, вроде меня, наслаждающиеся культурой и историей с камерами и вспышками. Куда ни глянь, везде что-то новое и интригующее, поэтому я решаю сделать фото, и когда начинаю быстро нажимать на кнопку, меня внезапно кто-то хватает сзади.
Сильная мужская рука обвивает мою талию, и меня отрывают от земли. Я вижу, что меня несут в сторону аллеи, подальше от безопасности уличных огней и людей. Чистая паника охватывает меня, но я не могу закричать, мои инстинкты выживания ещё не проснулись. Всё, о чём я могу думать, — это моя бедная семья. Они доверились мне, а завтра им позвонят, чтобы они приехали опознать моё тело.
В секунду, когда я чувствую, что хватка слегка слабеет, инстинкт «беги или дерись» захватывает с головой. Так что я делаю и то, и другое, резко повернувшись, сильно бью в живот и срываюсь с места.
Но далеко мне убежать не удаётся, поскольку он со стоном ловит меня за запястье.
— Ты сводишь меня с ума, любовь моя!
Вот то, что я пропустила ранее — знакомый голос моего нападающего.
Оглядываюсь назад, и, конечно же, вижу Кингстона, который согнувшись, держится за живот свободной рукой.
Я вырываю руку из его хватки.
— Ты хренов садист! — кричу я, удивляясь, что даже могу найти слова среди всей этой адреналиновой атаки, что затуманивает моё видение, сотрясая всё тело и нарушая ритм сердцебиения. — Как ты смеешь?
— Как
Я делаю шаг назад, внезапно потеряв в себе уверенность — и в нём, — и прижимаюсь спиной к кирпичной стене.
— Какого чёрта с тобой не так? — спрашиваю я, громко дыша, но уже успокоившись.
Его ноздри трепещут, и когда я слегка наклоняю голову, чтобы лучше видеть его в тусклом освещении аллеи, я вижу что-то ещё кроме злости в его взгляде. В нём отражается абсолютный ужас.
— Кингстон…