Поэтому разумнее было это спланировать, пойти в какое-нибудь уютное и укромное место, откуда не придется потом возвращаться домой поодиночке.
— Ну что, ты готова? — спросил Майкл, поглаживая ее по щеке замерзшей рукой.
Она взяла его за руку и поцеловала в ладонь, пощекотав кончиком языка.
— Да, я готова. Если мы посидим здесь еще немного, я превращусь в сосульку.
Майкл взял на себя разговор у окошка со сгорбленным стариком и расписался в книге для гостей, пока Адель стояла на безопасном расстоянии, пытаясь выглядеть так, будто она привыкла останавливаться в гостинице.
Гостиница показалась ей очень большой, с невероятно высоким потолком, и внушительная лестница, ведущая по обе стороны холла, напомнила ей лестницу из фильмов. Но убранство уже обветшало, картины выцвели, лак потрескался, ковры протерлись, и в воздухе стоял легкий запах плесени, смешанный с затхлым запахом кухни.
— Мы на самом верху, дорогая, — сказал Майкл важным голосом, которым он всегда разговаривал, пытаясь изобразить из себя очень взрослого и искушенного. Он поднял ее чемоданчики и пошел впереди, указывая дорогу.
К тому времени как они дошли до четвертого этажа, они запыхались, и Адель пришлось подавить хихиканье, когда горничная выключила на минуту шумный пылесос, чтобы посмотреть на них, пока Майкл пытался открыть номер 409.
Комната оказалась довольно темной, с маленьким окошком и покатым потолком. В номере находились двойная кровать с темно-синим покрывалом, комод и платяной шкаф, и все они были из темного дерева.
— Это… — воскликнула Адель, потом прервалась, не зная толком, как прокомментировать.
— Мрачно? — подсказал Майкл.
— Нет, не мрачно, — задумчиво сказала Адель. — По-моему, лучше подойдет слово «прозаично».
— Зато здесь есть электрический камин, — сказал Майкл, включая простой нагреватель, встроенный в старый камин.
Адель неловко стояла, пока Майкл грел руки у огня. С тех пор как он позвонил и сказал, что забронировал номер, все ее мысли были только об этом моменте. Она тщательно продумала свой гардероб, надев новое верблюжье пальто с меховым капюшоном, которое Майкл подарил ей на Рождество, лучшие коричневые туфли на высоких каблуках и модную шляпу с широкой лентой, которую она купила у одной из медсестер. Всю дорогу в поезде до Чаринг-кросс Адель сидела как на иголках, представляя, что все пройдет гладко, что это будет вихрь романтики и страсти с той минуты, как они войдут в номер.
Но вместо этого она чувствовала себя как-то необычно, словно Майкл был обходительным незнакомцем, а не мужчиной, которого она знала вдоль и поперек.
Еще в конце июля Майкл объявил об их помолвке в газетах. Он сказал, что его отец любит считать себя очень либеральным человеком и при встречах с друзьями и родственниками не хочет признавать, что не одобрял решения Майкла, так что в конце концов ему придется изменить мнение.
Вскоре после объявления о помолвке миссис Бэйли написала Адель и пригласила ее на чай. И хотя Адель опасалась, что миссис Бэйли попытается угрозами заставить ее порвать с Майклом, все оказалось не так. Миссис Бэйли была удивительно приятной, она убеждала Адель, что если бы только Майкл доверился ей раньше и предупредил, что собирается объявить о своем решении всей семье, она была бы готова к этому.
Но все же она не благословила ее, потому что считала, что Майкл еще слишком молод, чтобы думать о семье, особенно когда страна стоит на пороге войны. Она также обратила внимание на то, что в ВВС не одобряли, когда их пилоты женились, и что старший офицер Майкла вполне может не дать разрешения.
Тем не менее она сказала, что не возражает против долгой помолвки и согласна на все, лишь бы только Майкл был счастлив.
Адель слишком хорошо помнила, какой эгоистичной была миссис Бэйли, и догадалась, что она держится за сына скорее потому, что не может обходиться без него, а не потому, что хочет его счастья. Но она по крайней мере пошла им навстречу в отличие от мистера Бэйли, который все еще сохранял свою враждебность.
Он не написал Майклу, не приехал увидеться с ним в лагерь, даже не позвонил. Майкл сказал, что ему все равно, но Адель знала, что это было не совсем правдой. Он любил отца, хотя Адель не представляла, как можно любить такого отвратительного человека, но в то же время она была достаточно умна и понимала, что не знает этого человека настолько, чтобы судить о нем.
— Вот так лучше, — сказал Майкл, когда огонь начал обогревать комнату. — Так что будем делать?
Адель сглотнула. Жаль, что она не знала, как предположительно должна себя вести женщина в такой момент.
— Я не знаю, — сказала она тихо.
— Что-то не так? — спросил Майкл, подходя ближе.
— Не знаю, — повторила она, опустив голову. — Я просто как-то странно себя чувствую.
Он подошел еще ближе и одним пальцем поднял ее лицо вверх.
— Паника? — предположил он, и его темная бровь вопросительно поднялась. — Почему бы нам не выйти ненадолго? Погулять по парку, съесть где-нибудь ланч?
Адель кивнула.
Он крепко прижал ее к себе.