Ожидая, пока наполнится ванна (холодной водой — он где-то слышал, что кровь надо отмывать холодной водой, и сейчас его цепкая память профессионального переводчика услужливо подкинула ему нужную информацию), он умылся над раковиной, закрутил кран в ванне и пошел в комнату. Как раз в этот момент в дверь постучали. Думая, что это Ариель или Хосе, Кузниц крикнул:
— Открыто!
За дверью помолчали, потом незнакомый голос спросил по-английски:
— Можно войти?
Кузниц был в одних трусах, на которых темнели пятна крови, но голос за дверью был мужской, и, подумав: «Опять полицейские» — его уже три раза допрашивали, — он набросил на плечи рубашку и крикнул по-английски:
— Войдите! Открыто.
Вместе с потным турецким полицейским, который допрашивал его внизу, в вестибюле, на пороге возник плейбой из модного журнала и спросил, обдав Кузница запахом дорогого лосьона:
— Извините за беспокойство. Вы ведь Генри Козинец?
Полицейский, пришедший с ним, тут же вышел, закрыв за собой дверь, а плейбой махнул пластиковым удостоверением с фотографией, которую Кузниц, конечно же, не успел рассмотреть, и представился:
— Эйб Эджби, Отдел по борьбе с терроризмом.
— Я не Козинец, — сказал Кузниц, — моя фамилия Кузниц, Генрих Эдгарович Кузниц.
— Простите, — извинился плейбой, — эти трудные русские фамилии.
— Это немецкая фамилия, — поправил Кузниц, — фельдмаршал даже такой был немецкий — Райнер Кузниц в Первую мировую.
— Вот как? — плейбой изобразил легкое удивление, слегка подняв левую бровь и наклонив идеально причесанную голову. — Но вы ведь украинец?
— Я гражданин Украины, но предки у меня немецкие, — ответил Кузниц, — Украина многонациональная страна. — Его стал раздражать этот ликбез, и он добавил: — Вообще-то, меня уже ваши допрашивали несколько раз — вряд ли я смогу сказать вам что-то новое.
— Это не наши, это местная полиция, а я из международной организации, — сказал Эджби или как его там, не уточняя, что за международная организация, и, не дожидаясь приглашения, уселся на стул у столика с зеркалом, поддернув, чтобы не помялись, свои идеально отглаженные брюки.
Кузниц тоже сел на кровать и прикрыл полами рубашки заляпанные кровью трусы — не стоять же перед этим пижоном, как на допросе.
— И все же, — спросил он, — чего вы хотите? Я уже все рассказал полиции. В сущности, я ничем не могу вам помочь. Я как раз входил в отель, когда началась стрельба. Столкнулся на входе с израильтянкой. Мраморный пол был скользким от дождя, и мы не удержались на ногах — это и спасло нам жизнь. Потом, когда я поднялся, террористы уже скрылись, по крайней мере никто больше не стрелял, и я стал помогать переносить раненых. Вскоре появилась турецкая полиция и меня допросили. Вот и все, собственно. Стрелявших я успел заметить, когда лежал на полу, — двое парней, вроде молодых, в камуфляже, оба в масках. Они вскочили в джип почти на ходу и умчались. Джип военный, натовский с маленькими такими колесами — тут их много таких, в Турции.
— А откуда вы знаете, что эта женщина израильтянка? — спросил пижон и попросил разрешения закурить.
Вопрос был неожиданным, во всяком случае, турецкие полицейские об этом не спрашивали, и в глазах у этого международного гэбэшника вдруг появилось что-то такое совсем не пижонское, хотя закурил он тонкую пижонскую светло-коричневую сигарилью.
Кузниц встал с кровати и, запахивая полы рубашки («Как старая дева, захваченная врасплох неглиже», — усмехнулся он про себя), достал из куртки сигареты, опять уселся на кровать, закурил и только после этого ответил:
— Я видел их группу в гостинице вчера и сегодня утром за завтраком, а потом говорил с этой девушкой, уже после стрельбы. Вся их группа из Бер-Шевы.
— Вы говорите на иврите? — этот вопрос был тоже, мягко говоря, странным.
«Он, похоже, мной интересуется больше, чем террористами», — Кузниц начинал злиться.
— Они все по-английски говорят, — ответил он, стараясь сдерживаться, — а иврита я не знаю.
— А по-арабски вы говорите?
«Это уже ни в какие ворота не лезет! — возмутился Кузниц (естественно, про себя). — Скоро начнет спрашивать, где похоронен мой дедушка».
— Скажите, — спросил он, стараясь, чтобы в голосе как можно сильнее чувствовался сарказм, — вы тут террористический акт расследуете или вас моя скромная персона интересует? Вы что, думаете, я этот расстрел организовал или связан как-то с террористами? — Несмотря на все старания, в вопросе прозвучали чуть ли не истерические нотки, а не мужественный сарказм, как замышлялось.
— Не обижайтесь, сэр, — международный гэбэшник улыбнулся — улыбка у него была неожиданно хорошая и совсем не наглая. — Никто так не думает. Просто, в отличие от турецкой полиции, мы специалисты по расследованию террористических актов («Кто же это «мы»? — подумал Кузниц. — Пора бы и уточнить»). Поэтому смотрим, так сказать, глубже и считаем, что целью террористов были израильтяне.
Специалист по антитеррору сделал паузу и обвел глазами комнату — видимо, искал, куда стряхнуть пепел. Кузниц подал ему пепельницу, которую поставил для себя на кровать, и он стряхнул пепел и продолжил: