Он вздрагивал, вздыхал. Вспоминал, какой красивый и нежный был у Анны голос.
«Глеб…»
Где-то в ночи плакала птица…
Глеб невидящим взором смотрел на могилу. Он вспоминал, как красива была Анна. И юна. Она была много моложе его. Она была — женщина. Была его мудрее.
«Глеб…»
Он стал на колени и смотрел в темноту — туда, откуда, казалось ему, он слышит этот тихий зов.
Бледный образ, сотканный из света звезд, стоял у развалин жилища. Анна тянула к нему руки. Она шла к Глебу, но не приближалась; она кричала ему, но он больше не слышал ее голоса…
Глеб смотрел на нее, беззвучно плакал и уже не вытирал слез — они серебристо блестели в ночи.
— Анна!.. — звал он.
Но не было ему ответа. И образ ее, что он видел, становился все бледней и бледней, пока совсем не растворился во тьме.
Глеб поднялся, подошел к тому месту, где только что видел Анну; и наткнулся на куст шиповника — тот был в цвету. Глеб подумал, что это знак ему, — в цветущем шиповнике он увидел Анну.
Он хотел сорвать цветок, но в темноте был неловок и оцарапался. Посмотрел себе на ладонь, где темной каплей выступила кровь.
— Ты жена моя, — прошептал Глеб. — Я вижу, ты жаждешь мести… О, я отомщу!..
Далеко-далеко ухал филин.
Когда на востоке забрезжил свет и порозовели верхушки деревьев, Глеб подхватил секиру с земли и направился к дороге. Полный решимости, ненависти, желания отомстить, он шел чащей напролом — как дикий, обезумевший от боли зверь. Глеб проламывался через кустарники, густые подлески, темные ельники. Лес трещал, разбегалось в испуге зверье…
Выйдя на дорогу, Глеб огляделся, утер кровь с расцарапанной щеки…
Он чувствовал в себе силы необыкновенные. Он мог бы сейчас ворочать камни, валить деревья… Ему казалось, что он может противостоять целой дружине. И Глеб решил не дожидаться, когда Мстислав и Святополк придут к нему, решил не бегать от их людей, а открыто явиться в княжеские палаты и сокрушить врагов.
Глеб непременно так и поступил бы, ибо, переполненный ненавистью, не способен был измышлять хитрости, но на дороге ему встретились в этот ранний час… Волк и Щелкун.
Они как будто поджидали Глеба под той самой липой, возле которой Глеб в последний раз виделся с братьями.
— Вот так встреча! — улыбнулся Волк, сверкнув ослепительно-белыми крупными зубами.
А Щелкун сказал:
— Я и думать про Глеба забыл, — его глаза были голубее неба, а растрепанные волосы — желтым-желты.
Глеб остановился, оперся на древко секиры:
— Сорока давно уж трещала, что вы меня ждете.
Он сказал это как бы с недовольством, но от друзей не мог скрыть, что встреча с ними ему приятна.
Волк сощурил глаза:
— Сорока и нам натрещала, что у тебя, брат, не все ладно.
Глеб ответил хмуро:
— Не нравятся мне охотники соваться в чужие дела!.. — потом он добавил помягче: — Я думал, что ты давно уж в Киеве…
Волк покачал головой, поправил на плечах шкуру:
— Киев давно стоит на кручах. И ничего с ним не сделается, пока Волк гуляет в лесу. Вижу, есть дела, требующие моего вмешательства. Вот и поджидаю…
Глеб досадливо поморщился, но ничего не сказал.
Щелкун спросил:
— Куда идешь, Глеб?
Но и теперь не ответил Глеб. Печальными глазами смотрел на лес.
В это время послышался конский топот. Все трое посмотрели в сторону Гривны, откуда топот доносился. На дороге показался одинокий всадник. Он быстро приближался: скакал уверенно, очевидно, приняв стоящих на обочине людей за обычных крестьян. Но когда всадник приблизился и разглядел этих людей, то с перепугу круто бросил коня в сторону и едва не вывалился из седла. Он, как ветер, промчался по другой обочине и скоро скрылся из глаз.
Это был тот верный человек, коего Мстислав и Святополк послали в Чернигов за деньгами…
Щелкун, как ни в чем не бывало, опять спросил:
— Ты где пропадал?
Глеб сказал правду:
— Был я на капище. Поклонялся Волоту…
Волк обошел кругом Глеба, осмотрел его со всех сторон:
— Слышал я, будто ранили тебя, будто ты истек кровью. Но не вижу раны. Наговаривают праздные люди.
— Рана моя в сердце, брат, — глухо ответил Глеб. — Эта рана долго будет кровоточить.
— Знаю, — кивнул Волк. — У меня рана такая же. Все никак не закроется.
— Поэтому и говорю тебе, что знаешь. Значит — поймешь.
Щелкун тронул Глеба за плечо:
— Не ходи туда сейчас. Голову сложишь, а злодея не накажешь.
Глеб упрямо покачал головой:
— Тебе неведомо, как я ныне силен. Меня не взять так просто!..
Щелкун сказал:
— Не всегда силу можно одолеть силой. Подумай, Глеб, если проткнут тебя в воротах копьем, придет ли к злодею кто другой востребовать долги?.. Так и будет он радоваться жизни и творить зло. А тебя бросят во рву, и на косточках твоих будут сидеть птицы, и через ребра твои будут расти пыльные репьи.
Глеб заметил:
— Тебе не откажешь в умении говорить… И сколько я помню, ты всегда вел себя осмотрительно, — он посмотрел на Щелкуна с признательностью. — Что же ты хочешь посоветовать мне?