Сейчас и навечно

– Сэмми! Сэмми, убирайся с дивана! – Она снова вернулась к телефону и вздохнула. – Эта глупая собака, клянусь… – Вдох с ее губ сорвался с шипением. – Прости, что? Шоу? Рада за тебя. Сколько платят?

Я сгорбилась, как будто это могло помочь мне сдержать волнение, которое быстро улетучивалось из меня.

– Я занимаюсь этим не ради денег. В основном, для опыта. Прошло уже четыре года, как…

– Ага. Ну, только не делай глупостей и не бросай работу в спа из-за этого.

Я нахмурилась.

– Нет, конечно нет.

– Отлично, потому что ты знаешь, как это все бывает.

Я облокотилась на стену.

– Как это бывает, Карла?

– Сэмми! Клянусь богом… – Она вздохнула. – Извини, что?

– Ничего. Я звонила маме и папе, но никто не ответил.

– Сегодня вечер бриджа. Они у Антолини в гостях.

– Ах, точно. Ночь бриджа. Я забыла.

– Послушай, дорогая. Я тут готовлю жаркое в духовке на завтра. Кузены приезжают на день рождения тети Лоис, а у меня еще миллион дел.

– Ясно. Звучит весело.

Я представила себе дом сестры, кишащий шумными родственниками, как дети взрезаются в ноги взрослых, гоняясь друг за другом по гостиной, как бабушка Беа кричит на них, чтобы они перестали «носиться, как обезьяны в зоопарке».

Я улыбнулась этой картине.

– Хотела бы я быть там с вами.

– Слушай, у тебя отлично идут дела в спа. Продолжай в том же духе. Поговорим позже, хорошо?

– Да, конечно. Пока, Карла, люблю тебя.

– Тоже тебя люблю, детка.

Телефон замолчал.

Палец задержался на номере Бекетта, но мне больше не хотелось разговаривать по телефону. Я подумала послать Максу сообщение и попросить его встретиться где-нибудь со мной, но он работает в две смены в медицинском центре Сан-Франциско и не вернется домой до рассвета. Люди проходили мимо меня по улице, и у меня возникло безумное желание схватить кого-то за руку и прокричать, что я собираюсь снова танцевать.

Но вокруг были одни незнакомцы. И я пошла домой.

За закрытыми дверями Елены слышались приглушенные разговоры и смех. Было шесть часов, и, вероятно, они собирались ужинать. На втором этаже у Сойера было тихо. Наверное, он разогревал для себя какую-нибудь невкусную еду, одновременно заботясь о том, чтобы Оливия ела только лучшее.

На моем этаже тишина была удушающей.

Я распахнула окно в гостиной, но на улице тоже стояла тишина – сонная в сгущающихся сумерках. Попробовала включить телевизор, но он оказался слишком назойливым и громким. Выключив его, я пялилась в пустой черный экран, раздумывая, как провести остаток вечера. Время тянулось неимоверно медленно.

В холодильнике меня ждала очередная порция запеканки с тунцом: единственное, что я умела готовить.

Желудок заурчал, одобряя выбор, но ужасная клаустрофобия подкрадывалась ко мне, высасывая воздух из комнаты. Мне нужен был кто-то. Человек. Лицо, голос и добрая улыбка, когда я буду рассказывать последние новости.

Я сняла сарафан и пошла в душ под теплую воду.

Пока вода стекала по мне, я снова прокручивала в голове разговор с Карлой. Я не ждала, что сестра впадет в радостную истерику. В глазах тех, кто знал о моем прошлом, мои достижения всегда будут омрачаться ожиданием того, что я снова все испорчу.

«Одиночество наркомана в завязке», – как сказал бы Макс.

Я выключила душ, сердце в груди стучало словно метроном, отсчитывающий каждую секунду. Восхищение танцем сменилось страхом. Он шептал, что я недостаточно хороша, чтобы танцевать, что гораздо проще потерять себя на несколько часов в искусственном счастье. Разве не лучше почувствовать себя притворно хорошо, чем чувствовать в себе эту неуверенность?

– Нет, – мой голос больше походил на хрип.

Завернувшись в полотенце, я выбежала в гостиную и взяла свой телефон. Открыла плейлист и нажала кнопку «перемешать». Песня Tightrope от LP раздалась словно подарок с небес.

Я стояла посреди своей маленькой студии, вслушиваясь в мучительно прекрасный голос, который каждым протяжным слогом говорил, что точно знает, что такое тоска.

Просто взгляни в бесконечность.

Руки сжались в кулаки, а слезы застилали глаза.

Никогда не смотри назад.

– Никогда не смотри назад, – повторила я. – Продолжай идти вперед.

Я сделала глубокий вдох. Разжала руки.

И когда песня закончилась, оделась и пошла на кухню, чтобы приготовить запеканку с тунцом.

Глава 11. Сойер

Я отложил ручку и размял онемевшие пальцы. Тетрадь почти закончилась, каждая страница была покрыта моими трактовками Семейного кодекса Калифорнии. Я чувствовал себя абсолютно уверенно перед выпускным экзаменом на следующей неделе, а вот последнее задание судьи Миллера загнало меня в тупик.

Мусорная корзина рядом со столом была доверху заполнена скомканными снежками из бумаги. Черновые наброски, которые я начинал и забрасывал десятки раз, когда боль угрожала вырваться наружу и выплеснуться на страницы. Судья хотел жизни, а я видел лишь смерть.

Красно-синие мигающие огни окрасили мою память, и я отмахнулся от них. Потянулся и потер ноющую шею. На часах показывало половину двенадцатого, когда надо мной скрипнула половица.

Дарлин.