Евгений позвонил в третьем часу ночи.
— Толик, помнишь, встречали Новый год у Кандауровых? Помнишь Кандауровых?
— Разумеется. Приятная, приличная семья.
— Так вот, я видел э т о г о у Кандауровых. Перед самым Новым годом. Помнится, составили пульку.
— Ты мне, кажется, говорил что-то. О каком-то четвертом.
— Да, никак не составлялась игра.
— Послушай, Женя, завтра же… То есть, значит, сегодня. Сегодня же сведи меня к ним.
— Учти, Толик — это вполне пристойные люди. Никоторых задевающих вопросов.
— Исключено. Никакой службы. Да здравствует домашний очаг и уют. Устал от следствий. Устал от негодяев. От розыска. Жажду чистоты и приличия.
— Профессиональное заболевание. Несколько преждевременное.
— Что поделаешь, друг. Ты сам встревожен. Позвонил в третьем часу! Тебе самому не безразлично, зачем и для чего о н переступил порог пристойного дома.
Колосок
Кандауровы приняли гостей радушно:
— Женя! Очень мило и кстати. Это ваш товарищ? Помнится, вы были у нас на первомайские или на Новый год? Андрей? Нет, простите — Анатолий… Чудесно! У нас гости, но все свои люди, молодежь и молодые старики. Так что прошу запросто.
В большой комнате, которую можно было бы назвать гостиной, или столовой, смотря по обстоятельствам, собрался круг добрых друзей. Закусывать еще как следует не закусывали, но вина уже испробовали, так, между прочим, в порядке преамбулы: «Отведайте этого или вот этого. Это кавказские, это крымские, а это… Позвольте, это ж которое?»
Обстановка была непринужденной, беседа, как всегда, разумна и увлекательна, Саранцев и Евгений вскоре освоились, оживленный разговор невольно захватил их, заставил позабыть о цели своего прихода.
Впрочем, Анатолий все же отметил: е г о среди гостей не было.
Остановился было взгляд на больших, черных очках, но под черными очками открылись светлые глаза юнца, похожие на широко раскрытые глаза взъерошенного котенка, нацелившегося на нечто непонятное: быть может, мышь, а может, забавка на веревочке.
Кто-то рядом шепнул, уважительно косясь на черные очки:
— Наша надежда. Светило. Любой вирус насквозь видит.
Тостов не было, чередования вин не придерживались, в одном углу предпочитали сухие, в другом десертные; пробовали, едва прикасаясь к рюмкам, и многим наперстка хватило на весь вечер; нашлись и знатоки русской горькой. Разговор был такой же свободный и разнообразный. Товарищ младшего сына, мальчик-бригадир, рационализатор, опора цеха, говорил о мотоциклах. Он все измерял мотоциклами, как в старину измеряли хлебушком. Все вокруг — единой мерой — купил кто-то шубу жене, подумай, сколько рубликов отвалили, на целый мотоцикл; заговорили о столовом гарнитуре, снова рублики высчитал — да это же «Ява» с коляской!
Сперва подобная мера благополучия забавляла Анатолия; но вот зашла речь о театре, об экране голубом и кинематографическом, — паренек, позабыв о мотоциклах, рассуждал толково, метко оценивал поведение героев, точно и кратко определял свое отношение к увиденному, обстоятельно оценивал, пригодится ему в жизни или нет. Дурные фильмы не бранил, а деловито осуждал:
— Ясно — план выгоняют!
Прислушиваясь к его словам, Анатолий подумал, что и мотоциклы для него явление насущное, знамение времени, надежная ступень к чему-то большему.
Молодой архитектор говорил о своем новом проекте:
— Настаиваю на архитектурном решении бытия. Момент воспитания решается уже в самом проекте.
— Например? — полюбопытствовал Анатолий, разглядывая четко организованные клетки на пиджаке молодого архитектора. — Дворцы пионеров? Пионер-бассейны? Детский айсревю?
— Примитив! Я выдвигаю абсолютное архитектурное решение всего массива. Разрешите с карандашом в руках…
Он достал из просторного кармана обширный блокнот, выхватил карандаш:
— Вот, в общем виде… Жилой квартал. В центре — сад. А в центре сада начальная школа. Пять классов. И здесь же в саду, как положено в эллипсе — второй центр, столь же насущный и необходимый — база внешкольного воспитания. А это значит, что внешкольную жизнь ребят определяют не случайные, разобщенные мероприятия, а четкая система с таким же отрядом воспитателей, каким располагает общеобразовательная школа, но с одним лишь различием — внешкольного воспитания.
— Вы хотели бы всю жизнь ребят превратить в хорошо организованный лагерь? — усмехнулся кто-то из гостей.
— Нет, это просто графический расчет жилого массива. Современного жилого квартала. Единственно возможное решение.
Голоногие девицы на экране телевизора отплясывали и щебетали что-то весеннее.
Не слушая архитектора, гости смотрели на экран.
— Есть вещи, — продолжал архитектор, — которые п о з д н о преподавать в школе, излагать в лекциях, внушать по радио. Истины, которые должны быть впитаны вместе с молоком матери, от рождения, с первого дня, с первым проблеском света. Вы улыбаетесь?
— Напротив, слушаю внимательно, почти как на семинаре.