Имран, пришпорив коня, помчался вперед. Скрывшись из поля зрения, он натянул поводья, замедляя ход скакуна, а въехав в медину вовсе пустил коня шагом и вздохнул с облегчением. Присутствие махди угнетало его. Улица, по которой он ехал, была узка и все время забирала вправо. Отдавшись своим невеселым мыслям, Имран не заметил, как заблудился. Увидев перед собой тупик, он вдруг сообразил, что поскольку махди жив и здоров, то генерал отпустит его домой. Следующая мысль была о том, что генерал обещал его казнить, если с махди что-нибудь случится. Подумав об этом, Имран улыбнулся. За прошедшие годы он стал правой рукой Абу Абдаллаха. Имран поворотил коня и погнал его обратно. Спросив у прохожего дорогу, он вскоре оказался у крепостных ворот, выехал из них и повернул налево в сторону дворца эмира.
Генерал сидел на троне в окружении вождей племени котама. Трон был жесткий, с высокой прямой спинкой. Последний пользовавший Абу Абдаллаха лекарь посоветовал ему избегать мягких подушек для пользы поясницы. Приветствовав стоявших у дверей воинов, Имран свободно прошел в тронный зал. Его все знали. Увидев Имрана, генерал изменился в лице.
— Ты вернулся один! — громовым голосом воскликнул полководец.
В этот момент Имрану стало страшно, он вдруг понял, что Абу Абдаллах сдержал бы свое слово.
— Махди ждет подобающей его сану встречи, — сказал Имран, — он стоит у бассейна.
Радость, появившаяся на лице Абу Абдаллаха, сменилась недоумением. Он переглянулся с вождями, но не увидев на их лицах понимания, не долго думая, обратился к ним.
— О, достойные, скорее он прав. Мы окажем ему почтение и, глядя на нас, народ примет его.
— А разве он не явит народу свою избранность каким-либо поступком? — просили вожди.
— Явит, — колеблясь сказал Абу Абдаллах, — но все же народу лучше указать путь, ведь он часто заблуждается. Вспомните, как смеялись над Иса. Впрочем, оставайтесь здесь, а я поеду ему навстречу.
Генерал не медля более, встал и в сопровождении Имрана вышел из зала. Поглядывая на Абу Абдаллаха, Имран заметил, что тот озабочен. Оседлав коней, они выехали из двора и помчались, огибая медину. Когда поравнялись с гробницей Зауйя Сиди Сахиб эль-Балуй, полководец замедлил ход и спросил:
— Что скажешь, Имран?
Имран пожал плечами и ответил:
— Он меня беспокоит с самого начала.
— В дороге ничего не случилось?
— Нет, но он приказал разорить Сиджильмасу.
— Зачем это? — озадачился Абу Абдаллах.
— Не знаю, он ведет себя не как мессия, а как мстительный человек.
— Но-но, не забывайся.
— По-моему, он обижен тем, что ты не приехал за ним в Сиджильмасу.
— Но я же послал за ним тебя.
Впереди показались стены водохранилища и множество вооруженных людей.
— Который из них? — спросил Абу Абдаллах.
— В белой одежде, на белом коне, — ответил Имран. — Когда он успел переодеться?
Убайдаллах знал толк в эффектах, белые одежды сразу выделили его. Вокруг войска собралась толпа праздного народа, переговариваясь, они глазели на всадника на белом коне.
— Абу, разреши мне уехать домой сейчас? — сказал Имран.
— Что, прямо сейчас? — изумился Абу Абдаллах.
— Почему нет, учитель жив, — резонно заметил Имран. — Вон он, красуется перед тобой.
— Нет, — твердо сказал генерал, — ты мне нужен.
— Но ты же обещал.
— Я помню свои обещания, — сухо сказал Абу Абдаллах, — поговорим позже об этом. Как ты думаешь, что он от меня хочет?
— Почестей, соответствующих его сану.
— Ты знаешь, какие они?
— Откуда мне знать, я же из деревни.
— И как мне теперь быть?
— Скажи, что мессия случается на земле не каждый день, никто не знает, какой прием ему полагается.
Генерал с улыбкой взглянул на Имрана.
— Вот за что я тогда сохранил себе жизнь, за твою непосредственность деревенскую и всегда неожиданное суждение о ситуации.
— Абу, я очень устал, — взмолился Имран. — Еле сижу в седле, разреши мне отдохнуть немного.
— Ладно, езжай, — сказал Абу Абдаллах.
Имран тут же, пока полководец не передумал, поворотил коня и умчался. Генерал остался один, подбирая слова приветствия. Расстояние между ним и махди неумолимо сокращалось. Люди, собравшиеся вокруг, заметили знаменитого полководца, из толпы послышались радостные крики и славословия в его адрес. Генерал подумал, что никогда еще любовь народа к нему не была так неуместна, как в эту минуту. Он с волнением смотрел на человека, ради которого оставил доходную должность мухтасиба в Басре и отправился в неизвестность. Вера в махди окрыляла его все эти годы. Но, несмотря на волнение, он заметил тень недовольства, мелькнувшую на лице махди.
Абу Абдаллах приблизился к Убайдаллаху так, что морды их лошадей соприкоснулись.
— Приветствую тебя, учитель, — сказал полководец. — Я проторил твой путь и рад видеть тебя в добром здравии. Хвала Аллаху!
— Абу Абдаллах, — сказал Убайдаллах, — так, кажется, тебя зовут? Мы довольны тобой и воздадим тебе по заслугам. А теперь громко приветствуй меня, назови махди, склони голову передо мной и встань слева от меня.
— Добро пожаловать, о, Махди, — во всеуслышанье сказал Абу Абдаллах, поклонился и, тронув коня, занял место слева от учителя.