Седьмой от Адама

— Да, да, — властно и слегка раздражённо прервал его баритон. — Проходите. — Он заглянул в одну из двух папочек-скоросшивателей, лежавших перед ним. — Матвей Юрьевич, присаживайтесь.

Матвей поздоровался и сел к столу рядом с Бульзовым напротив неизвестного, не отрывая взгляд от папочек.

«Вот они, вот куда бы заглянуть, — крутилось у него в голове. — И почему две?»

Папки были разными, и Матвей решил, что одна — это из сейфа Бульзова, а вторую неизвестный, а у Матвея не было сомнений, из какой тот организации, принёс с собой. От этой мысли у него зазудели рёбра, и он с трудом удержался, чтобы не почесаться.

— Мы пригласили вас, Матвей Юрьевич, чтобы поговорить об очень важном деле, связанном с участком, начальником которого вы являетесь, — начал неизвестный, видимо чувствуя себя хозяином кабинета. Зворыкин молчал.

— Я не начальник участка, — прервал его Матвей, — я мастер.

В горле было сухо и вышло пискляво.

— Как — не начальник? — Брюнет перевёл взгляд на съёжившегося Бульзова, потом на Зворыкина. Тот, не открывая глаз, спокойно ответил:

— На этом участке нет должности начальника, и старшим руководителем является мастер.

Врал Зворыкин. Была в штатном расписании такая незанятая должность, и Матвей уже понимал по Фиминым намёкам, что именно её будут предлагать ему, чтобы удержать, когда через полгода он соберётся увольняться с завода.

— А… ну, если старший, то всё в порядке, — успокоился неизвестный и продолжил: — Поскольку дело действительно важное и где-то даже секретное, то для начала вам надо будет подписать вот такую бумагу, — и он подтолкнул через стол к Матвею напечатанный на машинке лист. Это было полностью заготовленное заявление о том, что он, Матвей Юрьевич Рыбаков, паспорт такой-то, проживающий там-то, обязуется держать в тайне и данный разговор, и всё связанное с этим делом, и так далее… Оставалось только поставить подпись.

— И зачем я это должен подписывать? — начал приходить в себя потихоньку Матвей.

— Для того чтобы мы могли разговаривать дальше, — невозмутимо ответил брюнет.

— А зачем мне это? А если я не хочу разговаривать дальше? — попробовал прощупать его Матвей. Бульзов возмущённо пискнул.

Брюнет оторвался от рассматривания бумаг в папке и поднял голову. Лёгкая глумливая улыбка проскочила на его губах. Ему явно не впервой было вести подобные беседы. Он снова склонился над папкой и вытащил из неё другую бумагу.

— Вы ведь, кажется, комсомолец, Матвей Юрьевич? И насколько я понимаю, ещё и в армии не служили, а между тем возраст у вас самый призывной. Вы звание младшего лейтенанта запаса после института получили, так ведь? А стране сейчас очень нужны специалисты вроде вас. В танковых частях на Дальнем Востоке серьёзная нехватка младшего офицерского состава, — он уже явно издевался, и Матвей понял, что единственным результатом его мелкого бунта в лучшем случае станет ещё одна, и явно не положительная, запись в личном деле. Он молча подмахнул письмо о неразглашении и подтолкнул его к брюнету.

— Ну вот и ладненько, — миролюбиво резюмировал тот и, откинувшись на спинку стула, продолжил: — Меня зовут Никанором Семёновичем, и я буду курировать эту… — напрашивалось слово «операция», но он остановился, — это… производство… этого…

Он бросил вопросительный взгляд на Зворыкина, и тот, не размыкая полуприкрытых век, закончил фразу:

— Изготовление этого подшипника.

— Вот, — с облегчением выдохнул брюнет, — подшипника. Для важнейшего государственного заказа. Мы всё сделаем сами, а от вас, Матвей Юрьевич, требуется не много: помощь, контроль и молчание.

— Ничего себе не много, — хмыкнул уже пришедший в себя Матвей.

Никанор Семёнович сделал вид, что не услышал, и продолжил:

— А теперь запоминайте, Матвей Юрьевич, что от вас требуется. Нет, записывать ничего не надо. Запоминайте…

3.4

Утром следующего дня Матвей пришёл на работу на час раньше с бутербродами, термосом и даже с подушкой. Спать на сдвинутых стульях он приспособился давно, когда ещё студентом работал в ночную смену, и накрыться было чем — два выпрошенных у завхоза цеха новых ватника, а вот под голову положить было нечего. Так что ночевать на работе, как и было ему сказано вчера новым руководством, он был готов. Из прочих указаний он запомнил только «помогать, всячески способствовать и, главное, молчать».

Вошёл на участок и обомлел. Весь дальний угол, где и стоял тот самый кузинский станок, от стены до стены был перекрыт высоким, в полтора человеческих роста, забором. Сколочен забор был на совесть — ни одного просвета. И доски были явно не из владений завхоза: чисто струганые, обрезные, ровные. Такие доски завхоз продавал дачникам сразу, как только они попадали в его руки, и дольше одного дня они в цехе не залёживались. Да и сколачивали его ночью точно не местные плотники, двое вечно нетрезвых и без половины пальцев, потерянных во время пьяных разборок с циркулярной пилой. Возле единственного прохода к станку, закрытого простенькой, но тщательно подогнанной щитовой дверью, замерли два солдата в форме внутренних войск и, что доконало Матвея окончательно, с оружием.