Седьмой от Адама

Вся компания, побросав недокуренные папиросы, дружно, подталкивая и подсаживая друг друга, влезла через заднюю площадку в быстро подошедший и уже переполненный автобус. Платить за проезд никто и не подумал — какая ещё оплата, когда едешь, свесившись наполовину наружу, в незакрытую дверь, вцепившись одной рукой в поручень, второй в соседа, и хорошо ещё, если приятель, пробравшийся глубже, удерживает тебя за шиворот. Зато в рюмочной им повезло: приехали они рано, и народ с близлежащих предприятий ещё не успел подтянуться. Очереди считай что не было, и вскоре вся компания, сдвинув вместе два высоких барных столика, расположилась стоя у заляпанного понизу голубоватой краской окна.

Каждый заказал по сто пятьдесят, но закуски у всех были разные: Славик взял бутерброд с килькой, Виталик — со шпротами, интеллигентный слесарь и хронический алкоголик Гурин выбрал дорогой и явно несвежий балычок, а Кулешов из упрямства купил яйцо под пожелтевшим майонезом, который и принялся всем демонстрировать, подтверждая свою правоту в недавнем споре. А Матвею закуска была не нужна — у него был припасён бутерброд с сыром, приготовленный ранним утром, для того чтобы перекусить в обеденный перерыв, и забытый в кармане куртки. Но без закуски в рюмочной не наливали, и ему пришлось потратиться на килечку.

Разделавшись поначалу с половиной налитого, компания увлеклась последним цеховым развлечением — подтрунивали над Славиком, который несколько дней тому назад попробовал организовать свой первый бизнес, или, как он сам называл это, «службу спасения». Вдвоём ещё с одним таким же предприимчивым недоучкой они решили наладить постоянную доставку спиртного на завод. Скинулись с получки — не хватило, тогда немного призаняли и, купив с вечера ящик водки у знакомой продавщицы, раненько утром протащили его в цех через одну только им известную и тщательно скрываемую дыру в заборе. Торговать стали ещё до начала смены, но очень аккуратно, чтобы начальство не засекло. Один из них неотлучно находился у своего рабочего шкафчика, где хранилось добро (собратьям по классу пролетарии не доверяли), а второй ходил по знакомым и предлагал. Цену назначили божескую — всего со стопроцентной наживой. Народ бухтел, но брал — утреннее похмелье безжалостно. Торговля шла бойко, и за час они продали треть ящика. Такое успешное начало стоило отметить, и одну бутылку они распили сами. Дальше торговля пошла ещё живее, и следующие пять проданных бутылок были отмечены распитием шестой. Видимо, те из клиентов, у кого были деньги, их уже истратили, торговля притормозилась, и тогда коммерсанты, не добравшиеся в институте до курса экономики, сами интуитивно нащупали правильный путь и стали отпускать товар в кредит, под расписки до зарплаты. Не обмыть такую удачную идею было невозможно. Дальше стали давать без расписок — под честное благородное слово. Когда немного проспались, а случилось это к концу не дневной даже, а уже вечерней смены, и стали сводить баланс, то водки не было, денег насчитали половину от того, что вложили, расписок не нашли, и что самое обидное, никто не помнил, что брал у них водку в долг. Славик возмущался, называл всех неблагодарными свиньями и настаивал, что руководствовались они со своим компаньоном исключительно соображениями милосердия, жалостью к страдающим от похмелья и желанием помочь ближнему.

Расходились долго. Сначала решили, что пора по домам. Потом захотелось ещё, «на дорожку», выпить по полтиннику. Собрали по карманам мелочь — набрали на два стакана на пятерых, и даже на два бутерброда хватило. После посадили на трамвай одного, на автобус другого, Славик с Гуриным ушли куда-то вместе, сказали, что к приятелю, у которого всегда найдётся что выпить, а Матвей побрёл домой пешком. Ему было не так и далеко — за полчаса дойти можно. Мать уехала ещё вчера на дачу и собиралась пробыть там всю неделю, отца они похоронили два года назад, а жениться Матвей пока не надумал. Прикидывал пару раз, примерялся, но так и не решился. Не мог понять, зачем ему это — и так всё хорошо.

3.3