Седьмой круг ада

– Знаете, я тоже поначалу думала, что он – типичный обыватель, – задумчиво сказала Наташа. – Ну, из тех, кто хотел бы переждать грозу на теплой печке. А потом он рассказал и про подполье, и про Слащова…

– Это слова.

– Он помогал мне, когда я узнала, что вы в Джанкойском лагере.

Лицо Красильникова несколько разгладилось.

– Я так думаю, ему можно верить. Он – надежный товарищ, в этом я убедилась. – Наташа говорила, глядя на Красильникова. И то, что он слушал ее, мягко кивая, как бы соглашаясь, успокаивало девушку.

Когда Наташа смолкла, Красильников одобрительно сказал:

– Что не жалеешь для друзей доброго слова – молодец! – Он на мгновение задумался. – У меня против него возражений нет. Да и расширяться нам надо. Новые надежные люди нужны. И все же… все же осторожность – прежде всего!..

Потом Красильников рассказал Наташе о встрече с Бондаренко, о подпоручике Уварове. Теперь было необходимо, чтобы о возвращении Уварова узнал барон Врангель. Решили уведомить барона с помощью епископа Вениамина, одного из немногих, кто имел свободный доступ к главнокомандующему. И вот такая неудача!

– Но зачем Вениамин? – горячо воскликнула Наташа. – Может быть, лучше всего прямо к Врангелю? Я могу пойти!

– Да кто ж тебя допустит к Врангелю? – вразумляюще, словно малому ребенку, сказал Красильников. – Тебя и в штаб-то, не уверен, пустят ли. Скорее всего сразу в контрразведку заметут… Вон епископу и то не смогли письмо всучить!

– А если я?

– Не уверен, что и у тебя что-то получится. Не допустят тебя к нему. Письмо велят передать в канцелярию… А времени у нас в обрез.

– Так что же делать?

– Да что я вам, Бог, что ли? – вскипел Красильников. – Васька спрашивает. Ты тоже! Откуда я знаю, что делать!

Часы вдалеке, на кухне, прокуковали четыре часа пополудни. Наташа легко поднялась, деловито сказала:

– Где письмо? Давайте его сюда! Я попытаюсь!

Красильников и Воробьев вопросительно посмотрели на нее.

– Есть только одна возможность сегодня же передать письмо епископу, – пояснила Наташа. – Одна-единственная. С помощью Тани Щукиной.

– Как? Она еще здесь? – удивился Красильников.

– Два дня назад я мельком видела ее. Она со своим отцом шла мимо… – Наташа взяла из рук Красильникова письмо. – Я попытаюсь упросить ее.

– Вот! – радостно воскликнул Красильников. – Я всегда знал, что ты умница! Но что ты такая умница… Постой, а где же они живут?

Но Наташа уже умчалась. Она не хотела рассказывать, как, увидев Таню, движимая любопытством и ревностью, которая, оказывается, никуда не исчезла, отправилась следом и обнаружила дом, в котором жила девушка. С тех пор она несколько раз гуляла возле этого дома, сама не зная, зачем она это делает, зачем рискует. Скорее всего, ей хотелось просто поговорить о Павле – пусть с соперницей. Даже лучше с соперницей!

Щукины снимали в Севастополе старый облупившийся купеческий особнячок. Располагался он на Большой Морской, во дворе, и был густо окружен кустами сирени. Поблизости, вероятно, тоже жили контрразведчики, и квартал время от времени обходила охрана. На этот раз патруля поблизости не оказалось, и Наташа решительно подергала цепочку звонка. Она волновалась: а вдруг случайно полковник окажется дома? Но открыла Таня. Одета она была в домашний голубенький халатик, в руке держала книгу. Наташа мельком отметила название: «Овод» Войнич.

– Здравствуйте, Татьяна Николаевна.

– Здравствуйте. – Таня удивленно рассматривала незнакомую посетительницу. – Но я…

– Не пытайтесь вспомнить, вы меня не знаете, – сразу же предупредила хозяйку дома Наташа. – Мы – чужие люди, хотя и должны поговорить о судьбе человека, который был близок вам.

– Вы – от Павла? – Таня вся засветилась изнутри. – Хотя что это я?.. Но вы, вероятно, что-то о нем знаете?

– Не больше, чем вы. Впрочем, я знаю, как ему помочь.

– Разве это возможно? Ведь уже состоялся трибунал, и он приговорен… Да что же мы здесь стоим! Входите! – И, заметив нерешительность гостьи, Таня успокаивающе сказала: – Папы нет дома, и, кажется, он придет не скоро. А если и придет внезапно, я скажу, что вы – моя подруга. Как мне вас называть?

– Наташей.

– Я очень рада, Наташа! Идемте! – Таня взяла ее за руку, провела в гостиную, усадила в глубокое мягкое кресло. – Рассказывайте!

– Павлу еще можно помочь, – повторила Наташа.

– Господи, я уже начала смиряться с тем, что больше никогда, никогда не увижу его. И вот вы… Вы, должно быть, не знаете, что такое Севастопольская крепость, если верите в невозможное!..

Наташа видела, какое отчаяние жило в сердце Тани. Оно было сейчас в пригашенном, угнетенном состоянии, словно тлеющие угли. Но Таня боялась даже не слабого ветерка надежды, который может заставить угли вспыхнуть вновь, сколько нового мучительного разочарования, которое с еще большей силой потом охватит ее.

– Я такой себе вас и представляла… по рассказам Павла, – сказала Наташа.

– Вы его хорошо знали?

– Да. И он мне очень часто рассказывал о вас… о том, как он любит вас…

– Вы – из Харькова? – осенило Таню. – Вы не бойтесь! Я никому не скажу. Все, что касается Павла, для меня свято.