Седьмой круг ада

Но будто и не было никого. Лишь громко барабанил по черепичным крышам дождь, уныло пел в водостоках…

Наташа торопливо зажгла лампу. На помятом клочке бумаги было всего несколько слов: «Наташа, я в плену у белых. В Джанкойском лагере. Меня ограбили, оказался без документов. Обвинили…» Дальше на сгибе целая строчка стерлась, и разобрать Наташа сумела лишь последние слова записки: «…если, конечно, сможешь. Твой дядя по маме Семен К.»

Да, это его рука, Красильникова. Она знала его почерк. Но… Еще и еще раз она перечитывала записку и никак не могла осознать прочитанного: плен, лагерь в Джанкое, ограбление… Как же все это могло произойти? А она надеялась, что Семен Алексеевич давно в Харькове, что вот-вот уже сам он или другие товарищи придут в Севастополь оттуда, чтобы помочь.

Это был новый, неожиданный и сокрушающий удар. Не позволяя себе расслабляться, заплакать, она опять склонилась над запиской. Ее внимание сосредоточилось на двух словах: «Если сможешь…» Красильников просит помощи… В доме было тихо. Она села на постель, держа перед собой записку… «Если сможешь»… «Если сможешь»… А что она может?

Да вот же его подсказка: «твой дядя по маме». Он подсказывает легенду, которую она должна до мелочей продумать. А потом?

Красильников, конечно же, знал, что после похищения из ремонтных мастерских бронепоезда Седов, Мещерников, Кособродов, Василий Воробьев и еще несколько подпольщиков вынуждены были покинуть Севастополь и теперь скрывались – кто в Симферополе, кто в Феодосии, кто в Керчи. Вряд ли Красильников рассчитывал на помощь своих товарищей. Скорее всего, он надеялся только на нее. «Твой дядя по маме…»

Значит, надо пробираться в Джанкой. Ну, а там? Как найти лагерь? К кому обратиться? Кого просить о свидании? Удастся ли повидаться с Красильниковым? Но и этого мало! Надо выручать его, освобождать из лагеря. Но – как? Ведь даже посоветоваться не с кем!

И тут она вспомнила: Митя! Ну, конечно же, Митя Ставраки, ее и Павла Кольцова давнишний дружок еще по тем давним мирным временам, когда и море было синее, и небо голубее, и солнце ярче, когда приходили они к ней на раскопки в развалины древнего Херсонеса и не уходили дотемна. «Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями Олимпийскими… я буду единомышлен в спасении и свободе государства и граждан и не предам Херсонеса, Керкинитиды, Прекрасной гавани…» – зазвучала в ее душе клятва, вернее, присяга граждан Херсонеса, которую они избрали своей клятвой.

Она встретила Митю совсем случайно на улице, рассказала ему все, что имела право рассказать о Павле Кольцове и о себе. Митя пожаловался на свою горемычную и несложившуюся жизнь. Родители его умерли, и обитал он теперь у своей тетки. Был женат, но семейная жизнь не сложилась. Служил в почтово-телеграфной конторе, а с приходом белых стал работать в пекарне. В армию его не брали из-за болезни позвоночника…

Жил он на Гоголевской улице, рядом с почтовой станцией. Далеченько…

Было очень рано, когда Наташа вышла из дому. Дождь прошел, улицы были чисто вымыты, над бухтой плавал туман. Сонный перевозчик на ялике переправил Наташу и еще нескольких, тоже сонных, попутчиков к Графской пристани. Наташа, чтобы запутать возможных филеров, пошла пешком вверх, к Владимирскому собору, по Синопской. Но, оглянувшись, в собор не зашла.

Пожилая женщина в черном, широко размахивая веником, прибирала с каменных щербинистых ступеней паперти нанесенный дождем мусор. Заслышав Наташины шаги, она распрямилась и проводила девушку укоризненным взглядом: ну и молодежь пошла, лба не перекрестит на храм Божий, бежит неизвестно куда в такую рань и глаз не поднимает!..

На Большой Морской Наташа села в первый, свеженький еще трамвайчик, поехала к Новосельцевой площади. Бронзовый Тотлебен возвышался над пеленой тумана, а фигуры солдат на постаменте были скрыты. Наташа перешла площадь и оказалась на Гоголевской.

Узкий двор был пустынен, но в застекленной веранде домика горел свет. Наташа постучала и тут же спохватилась: если откроет Митина тетка, особа крайне подозрительная и любопытная, придется как-то объяснять столь ранний приход. Но дверь открыл сам Митя. Увидев ее, явно обрадовался – на его худощавом, смуглом лице появилась полуулыбка, черные глаза потеплели.

– Наташа? Как я рад! Проходи! – И тут, поняв, что Наташа пришла в такую рань неспроста, посерьезнел, спросил встревоженно: – Ты что, Наташа? Да проходи, проходи! – Он провел девушку в маленькую, тщательно прибранную комнату. – Садись, рассказывай.

– Видишь ли… у нас с Павлом есть друг. Семен Красильников. Вчера мне принесли вот это… – Она вынула из кармана и протянула Мите записку. – Он в Джанкое, в лагере.

Охватив взглядом содержание записки, Митя спросил:

– Насчет дяди, это какой-то шифр, что ли?

– Наверное, он предлагает такую легенду, чтобы у меня было право о нем ходатайствовать.

– Да-да, пожалуй. И что же ты решила?

– Ехать в Джанкой. Я должна… Я обязана…