– Я так понимаю, что искренность Уварова подтвердилась?
– Полностью. В Петроград согласился идти из личной преданности Врангелю и его матери. Он в семью барона вхож с детства.
– Этому тоже можно верить?
И вновь в трубке воцарилась тишина, в которую вплеталась едва слышимая дробь – Комаров знал эту привычку Дзержинского, размышляя, барабанить пальцами по столу.
– Вот что, Николай Павлович, – наконец заговорил Дзержинский. – Боюсь на этом провокационная возня вокруг баронессы не кончится. А посему доведите дело до конца: передайте, баронессу Врангель английскому консулу в Гельсингфорсе. Сегодня же попросите товарищей из Петросовета связаться с ним.
– Но, Феликс Эдмундович…
– Да-да! – твердо подчеркнул свое распоряжение Дзержинский. – А Уварова пусть Сазонов доставит в Москву. Не откладывая, Николай Павлович.
– Понял: не откладывая!
Закончив разговор, Комаров потянулся к аппарату внутренней связи, чтобы позвонить Сазонову, спавшему в одном из кабинетов первого этажа, и передать распоряжение Дзержинского. Но потом посмотрел в темное, все еще не тронутое рассветной голубизной окно, и подумал: через два часа… Знать бы Комарову, чем может обернуться его желание пожалеть если не себя, так хотя бы более молодого товарища!
Солнце еще не взошло, еще куталось серое утро в дальних туманах… Человек в черном овчинном полушубке, без шапки, прижимая темной от запекшейся крови рукой ухо и напряженно прислушиваясь к сырой тишине улицы, скользил вдоль домов. Нырнул в арку ворот, облегченно вздохнул. Подхватив горсть ноздреватого, игольчатого снега, жадно поднес к губам… Преодолев четырехугольный, мрачный, как колодец, двор, вошел в дверь черного хода, где вдоль обшарпанной кирпичной стены зигзагами поднималась вверх грязная лестница.
Дойдя до третьего этажа, он глянул вверх, вниз, прислушался и после этого осторожно постучал в одну из квартир.
Дверь тотчас открылась – его ждали.
– Входите, штабс-капитан, не напускайте холоду!
Тусклый свет керосиновой лампы плохо освещал комнату с плотно зашторенными окнами. Пришелец, сразу вдруг обессилев, привалился спиной к стене. Стоял, тяжело дыша…
– Что с вами, Гордеев? Вы ранены? – обернулся, прогремев запорами, высокий мужчина с всклокоченными светлыми волосами, одетый по-домашнему – в бархатный залоснившийся халат и мягкие туфли. – Да отвечайте же, черт возьми!
– Там была засада, подполковник.
– Я только что узнал об этом. – Подполковник указал глазами в глубь соседней, ярко освещенной комнаты.
Там за неубранным столом с остатками жалкой петроградской еды сидел человек, одетый в перетянутую ремнями кожанку, в кожаной фуражке со звездой.
Это был чекист! Гордеев резко послал руку под полушубок.
– Успокойтесь! – взял его за локоть подполковник. – Эдак, по своим стреляя, много не навоюем! Сейчас дам вату, бинт… Обмойтесь пока.
Человек в кожанке, спокойно закусывая и не обернувшись к Гордееву, низким, хриплым голосом спросил:
– Хвоста за собой, случаем, не притащили?
Гордеев не ответил. Склонился к умывальнику. Отмыв от крови голову, начал прилаживать повязку.
– Видать, вам на роду написано долго жить, – сказал подполковник. – Возьми пуля на сантиметр в сторону и… Прошу к столу, закусите, чем бог послал.
Гордеев, однако, к столу не спешил – бросил на человека в кожанке колючий, недоверчивый взгляд:
– Кто это?
– Благодетель ваш. Когда б не он, сидеть бы вам сейчас в подвале на Гороховой!
– Этого я не допустил бы, – усмехнулся тот, в кожанке. – Скорее отправил бы в мертвецкую, чем к нам на Гороховую! – Он приподнялся со стула, пробасил: – Гаврюша.
– Прямо так прикажете величать? – зло спросил Гордеев.
– Хватит и клички! Вполне под стать всей жизни собачьей…
– Вас могли взять голыми руками, если бы не наш Гаврюша, – продолжал объяснять русоголовый подполковник. – Он увидел, с какой беспечностью прете вы прямо в засаду, и дважды выстрелил, чтобы предупредить вас.
– Хорошенькое предупреждение! – буркнул Гордеев, осторожно трогая повязку. – Покорнейше благодарю!
– Это не моя работа, – хмыкнул Гаврюша. – Я в сторону палил. Но давайте о деле…
– Прежде всего надо выяснить, куда ваши друзья-чекисты вывезли баронессу, – сказал Гордеев.
– Уже выяснил, – спокойно пробасил Гаврюша. – За городом она, на даче. Охрана – всего трое.
– Ну, господин Гаврюша!.. Нет слов! Это вам зачтется. Если бы вы мне еще и генерала Казакова помогли найти…
– Сие и вовсе не тайна: арестован, на Гороховой пребывает.
Гордеев почувствовал, что близок к панике: главный и чрезвычайно опасный свидетель теперь недосягаем.
«Надо кончать! – сказал он себе. – В конце концов, если даже генерал продастся чекистам, что он может доказать? Поздно будет им перед всем белым светом оправдываться!»
Подполковник тем временем подошел к столу, плеснул в стакан мутноватой жидкости, выпил и захрустел огурцом.
– Прекратите жрать! – закричал Гордеев.
– Да? – Подполковник удивленно посмотрел на него. – Забываетесь, милейший! Мне не нравится ваш тон.
– А мне не нравится ваше отношение к порученному делу!