– Да, конечно, – согласился Митя. – Но что ты сделаешь одна? Допустим, я поеду с тобой. Но и я… Вот если бы кто помог!.. В Джанкой проехать не просто, там прифронтовая зона. Но это, допустим, можно устроить. А дальше?
Митя замолк, напряженно что-то обдумывая.
– Я тут недавно встретил Лизу Тауберг. Интересовалась, где ты, что ты… Ты ведь, кажется, училась с Лизой в гимназии? И даже, помнится, дружила?
– Да.
– Хорошо, если бы ты возобновила ваши отношения.
– При чем тут Лиза Тауберг? Что она может?
Митя упрямо тряхнул головой:
– Тауберги многое могут, если захотят. Но главное, что у них бывает жена Слащова. Живет днями.
– Говорят, он – страшный человек, Слащов!
– При чем тут это! – даже рассердился Митя. – Главное, что, если он захочет, вашего друга тотчас же освободят. Ведь лагерь этот… Я слышал – туда бросают, по существу, смертников, оттуда редко кто возвращается.
Слова его о лагере и о необходимости ехать к самому Слащову окончательно расстроили и напугали Наташу. И все-таки теперь перед ней забрезжила хоть какая-то надежда. Решительно отказавшись от предложенного Митей чая, Наташа заторопилась к бывшей подруге по гимназии…
Двухэтажный белый особняк Таубергов стоял на Чесменской улице, неподалеку от резиденции Врангеля.
Лиза встретила Наташу восторженно, сразу же увела в свою комнату, затормошила, засыпала вопросами и упреками: почему так долго не заходила? Наташа рассказала Лизе об умершем отце, о том, что из всех родных у нее теперь остался лишь дядя по маме, которого почему-то схватили и бросили, как пленного, в лагерь под Джанкоем…
Лиза, внимательно слушая ее, время от времени сочувственно ахала. От волнения и тревоги за Семена Алексеевича Наташа вдруг расплакалась. Лиза начала утешать ее… и тоже завсхлипывала. Обнявшись, поплакали вместе.
– Ну что мне теперь делать? – беря себя в руки, сказала Наташа. – Ведь и у него, кроме меня, никого нет – никто не поможет! А я…
И опять они обе заплакали.
– Ну хватит, Наташенька! – сказала Лиза. – У тебя вон нос покраснел даже… Представляю, на кого я похожа!
Она слабо улыбнулась. Заговорила опять, оживляясь с каждым новым словом и оживляя надеждой на успех Наташу:
– Это хорошо, что ты к нам пришла! Я постараюсь тебе помочь. Мама, правда, на несколько дней уехала в Ялту, но это даже лучше… Я сейчас же поднимусь к Нине Николаевне, попрошу ее. Она добрая, она не откажет. И Яков Александрович ее слушается. – Лиза направилась к двери, но тут же вернулась. – А с кем ты поедешь? На кого еще выписывать пропуск? В Джанкой без пропуска не пустят!
– Я поеду одна.
– Нет, мы поедем вдвоем! – Глядя на Наташу, Лиза рассмеялась: она была довольна, что так ловко придумала, – мы поедем вместе и освободим твоего дядю Семена!
– Боюсь, Лиза, это не так просто…
– Ты мне не веришь? – Лиза от досады даже каблучком притопнула. – А вот увидим! Сейчас!.. – И выбежала.
Вернулась она быстро – раскрасневшаяся, довольная. Протянула Наташе записку, торжествующе выпалила:
– Вот!
Наташа осторожно взяла отливающий глянцем листок. Крупным почерком через весь лист было написано: «Яков, помоги девочкам! Юнкер Нечволодов».
– Это что ж за юнкер? – не поняла Наташа.
Лиза расхохоталась:
– Ты, верно, вообразила молодого человека? Это так в армии называют Нину Николаевну, Ниночку. Яков Александрович зовет ее еще Анастас. Это когда она жила там, у большевиков, у нее было второе имя – Анастасия. Необыкновенная женщина, а лет ей не больше, чем нам. Она там подпольщицей была. Вот ты могла бы быть подпольщицей?
– Ну что ты! – сказала Наташа.
– И я не могла бы… А потом она вырвалась к нашим и попала в армию, к Якову Александровичу. Она была у него ординарцем, все время в боях, дважды ранена. Романтично, да? – Лиза заговорила шепотом. – А сейчас, похоже, у нее ребеночек будет. Вчера врач приходил. А они еще не венчанные, некогда, ты представляешь? Но она все равно хочет на фронт. К нему! Любит! Вот ты его увидишь… Мы поедем туда вдвоем, это так романтично. Немедленно – в Джанкой…
На грязном и шумном вокзале было много военных, преимущественно офицеров: нижние чины если появлялись здесь, то ненадолго. На двух девушек, одетых в длинные юбки и шерстяные жакеты, обращали внимание. Девушек никто не провожал, а это выглядело необычным. Да и красивы они были: обе большеглазые, светловолосые. Их принимали за сестер. Внимательный наблюдатель заметил бы, что в темно-серых глазах Наташи светится строгая пытливость, а в линиях красивого лица чувствуется скрытая энергия, твердость. Лиза, напротив, отличалась мягкостью, доброй улыбчивостью. Впрочем, молодым офицерам наблюдательность в таких случаях несвойственна, да и противоестественна. Не мудрствуя лукаво, они старались каждый по-своему обратить на себя внимание красивых девушек: одни – гордостью осанки и мужественным выражением лица, другие – белозубыми, с откровенным восторгом улыбками, третьи – бесцеремонностью, назойливо пытаясь завязать знакомство. Надо отдать должное Лизе, наглецов она умела ставить на место.