Седьмое небо

Она умела просить так, что отказать ей было очень трудно. Почти невозможно отказать, но Игорь Леонтьев был раздражен и недоволен ею, хотя скрывал это даже от себя. Он ревновал ее к этой мифической информации, которую ей предложили. Ей, а не ему! Он ревновал к работе всех, кто хоть в чем-то, хоть на миллиметр опережал или обходил его. Может быть, именно поэтому он так стремительно делал карьеру…

— Нет уж, матушка, — заявил он, смутно радуясь тому, что сейчас он ей откажет, — если я договорюсь с идиотом, я и поеду на интервью. Поезд уже ушел.

— Ясно, — кивнула она, и улыбка у нее изменилась. — Все равно спасибо.

— Не за что, — сказал Леонтьев галантно. — Обращайтесь в любое время.

Она пробралась к выходу, старательно глядя под ноги и обходя наставленные на полу рядом со стульями портфели и сумки, в дверях ее окликнули, и она еще постояла несколько секунд, слушая, что говорит ей полная белесая девушка из редакции “Иностранной литературы”, которая находилась этажом выше.

Они немножко поговорили и посмеялись, и, махнув на прощание, Лидия убежала.

Молодой человек, напоминающий корреспондента, который заставляет ждать своего редактора, уже полчаса что-то быстро строчил на разъезжавшихся листах бумаги, рискуя свалить локтем чашку с остывающим кофе. Он проводил Лидию глазами, перестал писать, неторопливо убрал ручку и сложил в портфель свои многочисленные бумаги. Потом закурил и кинул быстрый взгляд в самый дальний угол, куда был втиснут крошечный столик на одного. Над столиком не спеша извивалось белое облако сигаретного дыма. Молодой человек вопросительно приподнял брови и показал глазами на только что закрывшуюся дверь. Получив утвердительный кивок, он поднялся и вышел следом за Лидией.

* * *

— Да я на одну секунду, что вы, ей-богу! — сказал густой насмешливый бас у самой двери, и Егор переложил в другую руку телефонную трубку, радуясь хоть какому-то отвлечению от бесконечных дел и телефонных звонков.

— Ну, навел ты шороху на своих мамзелей! — Обладатель баса показался на пороге и шутливо отер пот со лба, демонстрируя, сколько сил ему пришлось потратить на то, чтобы прорваться через “мамзелей”.

— Здорово, Николай Николаевич! — Егор, не выпуская, однако, трубки, вышел из-за стола и пожал протянутую руку. — Ты зашел, чтобы пригласить меня на обед?

Николай Николаевич Барышев был заместителем императора по хозяйственной части. Империю “Судостроительные заводы Тимофея Кольцова” Барышев создавал вместе с Кольцовым с самого первого камня и пользовался не только безграничным доверием шефа, но и искренним уважением сослуживцев, что само по себе было большой редкостью. Дружба с Барышевым была своего рода пропуском в мир, где действовала совершенно особая табель о рангах, где достаточно было сказать, что “Ник Ник поддерживает”, — и вопрос решался сам собой. В выборе союзников и друзей Барышев был осторожен и избирателен, зато если уж брался поддерживать, то поддерживал до конца, не боясь ни высочайшего гнева, ни порой гораздо более высокого положения врагов. Барышев занимал в империи особое место, даже не у подножия, а где-то рядом с троном.

— Кофе дайте нам, — приказал Барышев в еще не до конца закрытую дверь, — и покрепче, если можно, девушки!

Он обошел Егора, который посреди кабинета договаривал с Сашей Андронниковым, главой юридической службы “Кока-колы”, секунду подумал, какое кресло выбрать, потом очень основательно устроился, как будто собирался просидеть за этим столом вечность, и, когда Егор нажал наконец кнопку отбоя на телефонной трубке, спросил с веселым интересом:

— Ты про обед-то серьезно спрашивал, Егор Степаныч, или шутить изволил?

— А что? — Егор сунул трубку в гнездо и крепко потер глаза под очками.

— А то, что ужин давно прошел, а ты — обед!

— Как — ужин? — переспросил Егор, неизвестно почему приходя в хорошее настроение. — Какой ужин? Где ужин?

— Я кофе у твоих мамзелей попросил. — Барышев распахнул кожаную папку, которую принес с собой.

— Кофе у меня уже к ушам подступает, — пробормотал Егор, — но с тобой выпью. У меня коньяк есть, французский. Будешь?

Какое-то смутное воспоминание осторожно пробралось по задворкам сознания, когда он предложил Барышеву коньяк, но у Егора не было сил его ловить.

— Наливай, — согласился Барышев. — У меня просьба к тебе, Егор Степаныч.

— Давай. — Егор налил по глотку коньяка в два пузатых тяжелых бокала и сунул один в протянутую руку Николая Николаевича.

— Я знаю, конечно, что юристы у нас самые загруженные, но мне тоже деваться некуда, — сказал Барышев, как бы извиняясь. — Батяня, — так они между собой называли Кольцова, и в этом была некая корпоративная причастность, доступная только самым приближенным, своеобразный пароль, обозначавший, что “мы с тобой одной крови”, — батяня пансионатик покупает в Светлогорске, это там, на Балтике. Пансионатик старенький, бывший профсоюзный, задрипанный до невозможности. Мы его хотим снести и строить гостиницу, чтоб батяня там мог гостей принимать. Ну, в смысле не премьера, а кого попроще…