Седьмое небо

— Где ты его видел? — спросила Маргарита, придав голосу, помимо озабоченности, еще и некоторое материнское смятение. — Пусть немедленно возвращается домой! Скажи ему, Жора!..

— Скажу! — пообещал Егор охрипшим от ненависти голосом. — Непременно скажу, Ритуля!

— Что? — переспросила она, придя в явное замешательство.

Она была непроходимо тупой во всем, что не имело отношения к ее личному благополучию и спокойствию. Зато она была так хороша собой и так самоуверенна, что никто не замечал ее тупости. Егор совершенно уверен, что он единственный человек, который знал, насколько она тупа.

Даже дед думал, что она умна, с истинно мужской доверчивостью принимая за ум обычную житейскую хитрость.

— Так он совсем ушел или на время? — спросил Егор, выдохнув сгусток ненависти, который давил ему горло. — Ты не знаешь?

Маргарита расценила этот вопрос как подтверждение того, что он ничего не знает о том, что она выгнала Димку, и сразу успокоилась.

— Не зна-аю, Жорик. Наверное, он придет. Да точно придет! Только вот не знаю, когда. Но если ты его увидишь, скажи ему, чтобы возвращался, что мама волнуется.

Мама волнуется!

Прижав трубку плечом, Егор вытащил из стакана карандаш, сломал пополам и швырнул на середину иранского ковра.

Потом вытащил еще один.

— Вот что, Ритуля. Давай-ка ты вылезай из ванны и собери его вещи. Я сейчас отправлю за ними Наталью Васильевну, нашу домработницу. Димка у меня и пока что у меня останется. Я ему передам, что… мама волнуется. Договорились, Ритуля?

Послышался всплеск, — очевидно, Маргарита резко села, расплескав из ванны воду.

— Как у тебя? — спросила она ошеломленно. — Как он мог у тебя оказаться?!

— Приехал на метро, — объяснил Егор. — Ты можешь собрать его вещи?

— Подожди, Жора, я ничего не понимаю. Почему он у тебя?

— Потому что ты его выгнала, — сообщил Егор ласково.

— Это неправда! — завизжала Маргарита.

Как же она не догадалась, что Димка побежит не к Егору, а к этому полоумному старику, ее папаше! А ее папаша для Егора — главный человек, главнее родной матери, мимолетно расстроилась Маргарита. Что он скажет, то Егор и сделает. Вполне может денег не дать…

— Пока, Ритуль, — попрощался нежный сын, — Не забудь вещи собрать.

Совершенно уверенный, что она сейчас же примется ему звонить, он выключил мобильный, не глядя потыкал в кнопки телефона, стоящего на столе, и стал собирать в портфель бумаги, с которыми еще должен был поработать вечером.

— Дед, это я, — негромко сказал он в сторону телефона, когда умолкло вежливое бормотание автоответчика. — Возьми трубку.

— Алло? — Дед, как обычно, был свеж и бодр или делал такой вид, чтобы не огорчать Егора. — Ты где?

— На работе я. — Егор щелкнул замками портфеля и натянул пиджак. — Если ничего сию минуту не произойдет, скоро приеду. Дед, снаряди эту свою Наталью Васильевну в поход за Димкиными вещами. Вызови такси и дай Маргаритин адрес. Маргариту я предупредил, так что ты к телефону не подходи пока. Димки нет, конечно?

— Конечно, нет, — согласился дед. — Наталью Васильевну я снаряжу. Это правильно, Егор.

— Не знаю, правильно это или неправильно, но сейчас у него при себе имеются одни трусы на все случаи жизни, а таскаться с ним по магазинам мне некогда. Из остального семейства никто не звонил?

— Звонила тетя Люба, — сообщил дед со вздохом, зная, что лучше сказать сразу, чтоб не мучиться. — Вадика забирают в армию. Она просила помочь.

— Угу, — пробормотал Егор. — А когда забирают-то? Послезавтра?

— Почти, — согласился дед.

— Пораньше нельзя было сказать? — Опять его засасывало это семейное болото — чужие проблемы, от которых он всю свою жизнь не мог отвязаться.

— Наверное, можно, но она стеснялась, Егор.

— Кто?! — От изумления Егор даже перестал шарить по столу в поисках сигарет. — Тетя Люба?! У нее стеснительности — как у БТРа, а может, и меньше. Ладно, я ей перезвоню. Все, пока.

Ну их, эти сигареты. В машине у него точно есть еще.

Егор натянул пальто, подхватил портфель и пошел к двери. Останки карандашей, раскатившиеся по иранскому ковру, вежливо хрустели, когда он наступал на них ботинками.

* * *

Из засады был хорошо виден освещенный круглыми фонарями подъезд. Отлично просматривалась и нарядная строгость вполне европейского вестибюля за громадными, очень чистыми стеклами.

Почему они такие чистые, когда на улице все время дождь, тротуары залиты мутной жижей из снега, автомобильного масла, соли, воды и песка? Колеса выплескивают эту жижу на ноги и пальто прохожих, на бока других машин, на здания и деревья. А светлый вестибюль так торжественно-самодоволен, так отмыт и свеж, что кажется глянцевой фотографией из другой жизни, только что наклеенной на унылую серую стену.

Из автоматических дверей, открывающихся с бесшумной неторопливостью, то и дело выпархивали красавицы, по одной и стайками. Широкими шагами выходили мужчины. Одни задерживались на просторном крыльце, продолжая свои важные мужские разговоры, другие сразу сбегали вниз к таким же важным и дорогим машинам. Двигатели заводились мгновенно и не оскорбляли слух непристойными завываниями, столь свойственными машинам дешевым.