Седьмое небо

…Пыш видел, как босоногий мальчик бежит по бескрайнему розовому полю, которое нигде не начинается и нигде не заканчивается, в руках у мальчика сачок и он ловит им голубых и салатовых фей, которые со звонким смехом улетают от него, едва успев ущипнуть за нос или ухо, и каким-то умиротворённо-счастливым блаженством веет вокруг, не смотря на то, что неба здесь тоже нет, здесь вообще ничего нет, акромя поля, которое нигде не начинается, а, следовательно, нигде и не кончается, – бескрайнее поле, так сказать, широкое и свободное; Пыш захотел пошевелиться, чтобы как-то определить самого себя здесь для самого себя же, но это не получилось, он не обратил на это никакого внимания и продолжил наблюдать за весёлой и безмятежной игрой мальчика с феями: бескрайнее чистое поле и звонкий, счастливый детский смех, звенящий над всей этой благодатью: Пыш почувствовал, как огромные синие глаза его подернулись влажной плёночкой, и одновременно-неожиданно вдруг родилось смутное, противное чувство тревоги, чувство, которое съедает всё в тебе, не оставляя ни одного живого места, ни единого островка надежды, на которых и держится в нас зыбкое, но такое нужное чувство стабильности, обусловленное кратковременными радостями, верой в лучшее будущее и мечтами, где всё всегда хорошо и удачно складывается для нас: жаль только, что в жизни так не бывает!..

…или бывает?..

Так или иначе, но за мерзопакостным чувством тревоги тут же родилась у Пыша – всегда трезво мыслящего и здраво настроенного – депрессия (болезнь Западных Земель, разнесённая вкруг всех Миров вирусом прогресса, сиречь цивилизации), и услышал он тогда хлопочущий, словно крылья ветра, звук, приближающийся с каждой секундой, и что-то зловещее было в этом звуке, какая-то скрытая угроза, будто кто-то ходит под окнами одинокого лесного дома, когда ты дремлешь в холодной постели и никак не можешь проснуться… Звук нарастал, приближался, становясь громоподобным, то есть, заслоняя собой все запахи и цвета непроницаемой плёнкой страха.