— Отцепись! — Он скинул ее руку, допил виски и повернулся к бармену: — Повторить.
— А я ведь знаю, почему ты пьешь.
— Куда тебе! Ты никогда не отличалась сообразительностью.
— Знаю, потому что Даня сейчас с твоей женой…
— Врешь! — Сажин резко повернулся к ней. Виски выплеснулся Анжелике на платье. Она провела рукой по алой лайкре, оглаживая живот и талию. — Нет, не врешь… Где они? Ну?! — Он схватил ее за плечи, тряхнул.
— Не так быстро, — рассмеялась Анжелика. — Ох, и зверь ты, Сажин! Лапищи железные. Погоди, я шубку накину, и мы поднимемся на верх.
— Ничего, можно так. — Он рванул ее за руку. — Идем!
— Дима! Подожди! — взмолилась Анжелика. — Я ведь замерзну! Это ты жаркий. Дай мне пять минут, я только забегу в свою каюту.
— Хорошо. — Он отпустил ее и повернулся к бармену. — Еще виски. Без содовой и безо льда. Чистый. Лей больше! — Он швырнул на стол купюру в сто евро.
— А жена увидит, как ты деньгами бросаешься? — рассмеялась Анжелика, убегая.
Сажин проводил ее злым взглядом и схватил стакан. Виски был гадкий.
«Лучше бы водки выпил, — подумал он, морщась. — Значит, она с Голицыным. Убью! А толку? Все равно она меня бросит. У Данькиной могилы — так еще быстрее. Ей проще остаток жизни прожить безутешной вдовой. Формально она моя жена, а фактически… Ведь браки совершаются на небесах. Ее душа, похоже, обвенчалась с душой Голицына. И хоть ты умри…»
Он, морщась, допил виски и увидел, как к нему торопится Анжелика в накинутом на плечи норковом полушубке.
— Все, идем, — она подсунула руку ему под локоть. От нее резко пахло спиртным, сигаретами и какими-то противными сладкими духами. Его еще больше замутило.
— Я хочу увидеть, как ты его будешь бить! — злорадно сказала она, таща его вверх по лестнице, застеленной ковровой дорожкой. — Сломай ему нос! Так, чтобы он на всю жизнь остался уродом!
— Откуда такая ненависть? — усмехнулся он.
— Да потому что Дан — скотина! Думает, я не знаю про его девочек! Я бы давно с ним развелась, если бы… — Она на секунду задумалась. — А в самом деле, почему я с ним до сих пор не развелась?
— Потому что у тебя не было ни минуты свободной. Ты либо пила, либо лежала под ножом у пластического хирурга. Колола ботокс и закачивала силикон в губы. Сегодня ты полностью укомплектована, и твой микроскопический мозг в состоянии сгенерить хотя бы одну новую мысль. Не удивляюсь, что это мысль о разводе, — рассмеялся Сажин.
— А ведь и верно! Я-то женщина хоть куда! И при деньгах! Да еще родительская квартира в центре! Мне мама дарственную на нее написала незадолго до смерти. Даня ведь не имеет на нее прав?
— Не имеет, — подтвердил Сажин.
— Да я заживу припеваючи! — обрадовалась она. — Любовника хорошего найду. Тебя, к примеру. По-моему, мы прекрасная пара…
— Как ты меня достала!
Он сказал это громко, почти что крикнул. Пара, целовавшаяся в свете отчаянно качающегося на ветру фонаря, метнулась в тень. Но жену Сажин узнал. А мужчина… Конечно, Голицын, кто же еще?!
— Ну что, все увидел? — хрипло рассмеялась Анжелика и опять попыталась к нему прижаться. — Уверена, здесь есть свободные каюты. Пойди договорись. У тебя же полные карманы денег! Ты все можешь, Сажин. Новый год же! Давай оторвемся, а?
— Слушай, что ты за женщина? — сказал он презрительно и сделал шаг назад. — Сказал тебе нет, значит, нет! Между нами ничего не может быть, запомни. Единственное — деньги. И то я собираюсь выкупить твою долю в компании. Они и так фактически уже мои, эти акции. Я покажу тебе бумаги… Ты сейчас в состоянии говорить о делах? Вижу — нет. Тогда отложим этот разговор до завтра. Я объясню тебе твое финансовое положение, когда ты протрезвеешь. Что же до остального… — Он окинул ее взглядом, остановившись на груди. — Хорошая работа. Но я видел и получше. Запишись у моей секретарши, и если будет охота — я рассмотрю твою заявку. Но не обещаю. Я все равно люблю свою жену.
— А она сейчас с Даном, — злорадно рассмеялась Анжелика. — Наставляет тебе рога. И всю жизнь так было…
— Что ты знаешь? — Он рванулся к ней…
Море седьмое, Балтийское
— Вы сами это видели, Зебриевич? — кисло спросил Алексей.
— Своими собственными глазами!
— Мамой клянетесь?
— Обижаете, Алексей Алексеевич!
— Значит, не клянетесь, — вздохнул он. — Это серьезно. Ну а вас-то каким ветром занесло на открытую палубу?
— Воздухом вышел подышать.
— Странный у вас был вид. — Алексей не удержался и хмыкнул. — В рубашке, пиджак расстегнут, зато на шее — шерстяной шарф.
— Я в темноте не нашел своей куртки, — смутился Зебриевич. — А Софу не хотел будить. Ее, бедняжку, сморило.
— Еще на вас были перчатки. Коричневые кожаные перчатки.
— Куда это вы клоните? — вздрогнул банкир.
— Вы ведь ушли с палубы последним. А вдруг Анжелика еще была жива, когда уходил Голицын?
— Да вы что?! Мне-то это зачем?!
— Тогда почему вы так спешно улетаете в Израиль? И семью туда отправили. Похоже на бегство. Я уж не говорю про ваш портфель. — Алексей глазами указал на поклажу, которую Зебриевич так и не выпускал из рук.
— Да я уезжаю, потому что меня Сажин к стенке припер!