Седьмая жертва

– Здравствуйте, Илья Андреевич, – сказала она. – У меня к вам только один вопрос: почему я? Почему вы именно меня выбрали?

– А больше вас ничего не интересует? – насмешливо спросил Казаков. – Странно, я полагал, что ваша любознательность должна простираться намного дальше. Не заставляйте меня разочаровываться в вас.

– Все остальное я и так знаю. Кроме деталей, конечно. Но детали могут подождать до завтра. Вы меня вымотали, Илья Андреевич. Если бы вы знали, как вы меня вымотали…

Казакова запихнули в машину. Настя отошла в сторонку и присела прямо на тротуар. Куртку было не жалко. Вообще ничего не жалко. Кроме тех шестерых, которых угробил этот подонок ради своей идеи. Никакая идея, даже самая гениальная, не стоит того, чтобы за нее убивать.

Она даже не заметила, что плачет.

УБИЙЦА

Я встретил ее случайно. Даже не встретил, а сперва узнал о ней. Заехал за отцом, чтобы вместе посетить могилу его второй жены в годовщину смерти.

После убийства мамы отец очень долго вдовствовал, и только лет в пятьдесят пять женился, во второй раз. И снова овдовел. По дороге отец рассказывал о соседях, упомянул о какой-то женщине из уголовного розыска, которой предстоит выступать в прямом эфире во время телемоста. Расхваливал ее, не жалея слов. Я сначала особо не прислушивался, потом заинтересовался.

Интеллигентная, с хорошими мозгами, знает пять языков. Неужели в родной милиции такие водятся? Отец и о соседке своей отзывался очень хорошо, говорил, что она работает следователем и в свободное время книжки пишет.

Пока я выслушивал его восторги, в голове забрезжила идея.

К утру того дня, когда должна была состояться телевизионная передача, план был готов, но для его осуществления мне нужно было еще одно: я хотел сначала сам посмотреть на этих милицейских дам, послушать, что они говорят.

Может быть, они не годятся для моего плана… Но всю подготовительную работу я провел так, чтобы можно было начать в ту самую секунду, когда я приму решение.

Стоял изумительный солнечный день, один из тех, благодаря которым москвичи примиряются с необходимостью переживать слякотную мокрую осень, за которой неотвратимо следует безрадостная гнилая московская зима. В такие дни исчезает тоскливое ожидание предстоящей пятимесячной пытки лужами, потоками грязи, сугробами и перепадами давления. В такие дни глупое человечество верит, что солнце и радость будут всегда. Впрочем, почему непременно глупое?

Обычное. Все мы такие. Еще Солженицын много лет назад написал коротенькое, на страничку, эссе под названием «Мы-то никогда не умрем! «, где ясно объяснил всем нам, что в силу общечеловеческой глупости и недальновидности мы считаем себя бессмертными и очень сильно в этом ошибаемся. Хотя, если быть точным, теперь я должен говорить не «мы» и «нам», а «они» и «им».

Потому что я-то как раз принял неизбежность собственной смерти и смирился с ней. В отличие от «них».

Но я отвлекся… День был действительно чудесным, и меня это радовало.

Вовсе не оттого, что мне нравится хорошая погода, я вообще к погоде безразличен, даже порой не замечаю, дождь на улице или снег. Но в плохую погоду, например, при проливном дожде, телемост мог не состояться. То есть передачу с эфира никто не снял бы, но «эту» сторону моста могли организовать где-нибудь в закрытом помещении, например, в кинотеатре «Художественный», как это бывало раньше. Тогда осуществление моего плана оказалось бы затруднительным. Нет, я бы все равно придумал, как преодолеть сложности, но хорошо, что обошлось без этого.

Толпа собралась приличная, люди друг на друга внимания не обращали, и мне удалось пристроиться так, чтобы видеть монитор. Как только на экране появились обе героини передачи, я сразу выделил ее. Даже не то чтобы выделил… Просто узнал. Их было двое, но вторая для меня словно не существовала, хотя выглядела не в пример ярче и говорила увереннее. Вторая оказалась соседкой отца, я это понял, когда ведущий ее представил, назвав «следователем и писательницей». А вот первая… Изящная, вся в полутонах, со сдержанной улыбкой, длинными нервными пальцами, она смотрела в камеру бездонными светлыми глазами, и Несколько раз мне почудилось, что она глядит прямо на меня. Длинные светлые волосы, забранные на затылке в тяжелый узел, напомнили мне маму. Через минуту, когда она начала говорить, я понял, что эта женщина удивительно похожа на мою покойную маму. А еще через минуту я сказал себе, что это судьба. Принять смерть из рук мамы и по велению Родины – вот тот идеальный вариант, к которому я стремился.