Седьмая жертва

Меня брали примерно так же, как берут с собой золотой портсигар. Мне казалось, что меня надевали, как надевают перед выходом парадный костюм или дорогие часы. Мужчины обращали на меня внимание, но мне строго запрещалось не то что кокетничать, а даже разговаривать с ними, если, – конечно, это не была общая беседа нескольких человек. В общей беседе мне участвовать разрешалось. Однажды я позволила себе потанцевать с кем-то, после чего муж учинил мне жуткий скандал. Нет, он не ревновал, он и мысли не мог допустить, что я променяю его на кого-то другого. Но для него важно было, чтобы никто – понимаете, никто! – не мог подумать, что я флиртую. Он считал, что это бросает на него тень и делает в глазах окружающих чуть ли не рогоносцем.

Вот так я прожила пять лет. И вдруг – такое счастье! – мы едем отдыхать.

Разумеется, с самого начала не предполагалось, что мы поедем раздельно, мы должны были вылетать все вместе, но буквально накануне отъезда вдруг выяснилось, что у мужа не хватает дней по визе. У него была многократная виза в Шенгенскую зону на год со сроком пребывания в три месяца, он много ездил за границу по делам и сам запутался в расчетах. Он был уверен, что у него остается пятнадцать дней, как раз столько, сколько надо, чтобы отдохнуть. За день до отъезда мы стали собирать вещи и документы, и он решил еще раз проверить даты въезда и выезда, чтобы пересчитать дни. Тут и выяснилось, что у него осталось не пятнадцать дней, а всего восемь. Так и получилось, что мы с сыном улетели вдвоем, а муж должен быть присоединиться к нам на оставшиеся восемь дней.

Я оказалась в Испании. Одна. Без надсмотрщика. Одетая в немыслимые тряпки, со стрижкой из самого дорогого салона, в купальниках, которые стоят столько же, сколько вечернее платье от Живанши. Молодая, неопытная, жадная до впечатлений, истосковавшаяся по обычному женскому кокетству, по мужскому вниманию. Мне хотелось нравиться, мне хотелось, чтобы со мной заигрывали, флиртовали. У меня не было намерения изменять мужу, я была вполне довольна сексуальной жизнью в супружестве и ни о чем большем не мечтала. Но ведь чувствовать себя женщиной – это не только знать, что муж тебя хочет.

У меня закружилась голова. Вечером я с очередным поклонником сидела в баре на набережной. Играла музыка, мы танцевали, пили какой-то вкусный пряный коктейль, он нежно гладил меня по руке и заглядывал в глаза, и мне хотелось, чтобы эта сказка никогда не кончалась. Завтра должен был прилететь муж, и я понимала, что это последний вечер моей свободы. Может быть, я слишком много выпила. Может быть, музыка была слишком громкой. Может быть, я слишком увлеклась… Не знаю, что случилось. Не знаю, как это произошло. Я ничего не видела и не слышала, я ни о чем не помнила и не думала, кроме того, что есть настоящая нормальная красивая жизнь, которую мне судьба подарила на пять дней, а дальше снова тюрьма. Хоть и в золотой, но в клетке.

«Чей ребенок?!!! »

Этот крик до сих пор стоит у меня в ушах. Почему я не заметила, как сынишка убежал из бара и спустился на пляж? Почему я не хватилась его?

Почему не услышала, как он звал на помощь? Его заметил кто-то из посетителей бара и закричал. Я оцепенела. Мужчины бросились к морю. Но опоздали.

На другой день прилетел муж. Он оформил все документы, мы забрали тело сына и вернулись в Москву. За все время он поговорил со мной только один раз. Спросил, как это случилось. Потом, я знаю, он нашел людей, которые в тот вечер были в баре, и спрашивал у них. Догадываюсь, что они ему рассказали. С тех пор он замкнулся в молчании. Он даже не пытался разделить со мной горе. Как будто сын погиб у него, а не у меня. Как будто все это меня не касается.

Он молчал три месяца. Потом начал говорить. О господи, уж лучше бы он продолжал молчать! Он называл меня безмозглой потаскухой, которая растеряла остатки стыда при виде чужих мужиков. Он обвинял меня во всех грехах. Разве я сама не знала, что виновата? Разве я винила себя меньше, чем он? Он не хотел видеть, как мне больно. Потом я поняла, что он видел, но ему казалось, что этой боли недостаточно. Он хотел, чтобы мне было еще больнее.

Я пыталась покончить с собой. Резала вены. К несчастью, домработница явилась раньше обычного. Меня откачали. И засунули в больницу. Врачи уговаривали меня смириться, объясняли, что моя смерть ничего в этой жизни не изменит и сына не воскресит. Ну почему они не понимали, что я не стремлюсь ничего менять в жизни, она сложилась так, как уже сложилась. Я просто не хочу этой жизни. Пусть она, такая, как сложилась, идет дальше без меня. Я не могу больше выносить эту боль…

В больнице меня держали полгода. Каждый день приезжал муж, привозил продукты, лекарства. И говорил. Я старалась не слышать, но ничего не получалось. Через полгода меня выписали. Накачали какими-то препаратами.