Седьмая ложь

— Он умер? — Она пришла в ужас, голос стал пронзительным, а лицо исказилось от потрясения, как это бывало каждый раз, когда я пыталась донести до нее эту информацию. — Когда?

— Несколько месяцев назад.

— От чего?

— Упал с лестницы. Я тебе уже рассказывала. Ты просто не хочешь об этом помнить.

— Нет, — заявила она. — Быть такого не может. Это ужасно.

— Да, — отозвалась я, — я присутствовала при этом. — Не знаю, зачем я это сказала, раньше мне в голову не приходило посвящать ее в подробности. Наверное, я просто хотела, чтобы она признала: это горе не имеет к ней отношения. — Мы с Марни нашли его на полу у лестницы в прихожей. Мы его видели.

— Мертвого? — уточнила она.

— Да.

— Он умер в одиночестве. — Она произнесла это с грустным видом, как будто это обстоятельство было особенно невыносимым. И тогда я вдруг осознала, что мы с ней никогда не обсуждали смерть, вернее, обсуждали, но не углубляясь в эту тему, не выходя за пределы простого факта, простой утраты. — Подумать только!

— Боюсь, — проронила я, — не исключено, что в тот момент, когда это произошло, я находилась за дверью их квартиры. Я ждала, когда вернется Марни. Она была в библиотеке. А я проторчала у них под дверью около часа, сидела в коридоре, читала книгу.

— Наверное, ты могла бы что-нибудь сделать, — сказала она, и это был наполовину вопрос, наполовину утверждение.

— Может, и могла бы, — пожала плечами я. — Если бы что-нибудь услышала. И если бы у меня был ключ.

Не знаю, зачем я это сказала. Хотя, наверное, все же знаю. Я хотела, чтобы она защитила меня, вгляделась в меня и увидела, что со мной что-то неладно. Пусть исправит поломку! Ведь таков материнский долг. А если это ей не под силу, если она не может ни увидеть, ни залатать эти трещины, тогда пусть считает меня человеком, который способен спасти другому жизнь, а не отнять ее. Пусть мать думает, что я могла бы что-то сделать и непременно сделала бы. И если бы я могла быть лучшей версией себя, то была бы.

— Ключ, — повторила она.

— Он, кстати, у меня когда-то был, — сказала я. — Я поливала цветы в их квартире, когда они уезжали в отпуск. Но сейчас у меня его нет. Я его вернула.

Она кивнула.

— Помнишь Дэвида? — спросила она. — Он жил с нами по соседству. Он поливал наши цветы, когда мы уезжали.

До Марни я добралась в самом начале третьего. В ее квартире толпилась куча народу, от которого исходило ощущение невероятной смеси веселья, горя и притворства. В прихожей стояла наряженная серебряными шарами елка с блестящим ангелом на макушке. Ведущая наверх лестница была со вкусом украшена, а на столике стояло блюдо с крошечными сладкими пирожками. Из динамиков лились рождественские мелодии, а вокруг шеи у Марни был обмотан обрывок мишуры.

Меня охватило неодолимое желание удушить ее этой мишурой.

— Джейн! — воскликнула она при виде меня, застывшей на пороге перед раскрытой входной дверью. — Раненько ты! Как поживает твоя мама? Входи, входи. Принести тебе что-нибудь? Выпить? Вина? А может, шерри?

Я протянула ей маленький подарочный пакетик. Я всю голову себе сломала, придумывая, что бы такое ей подарить — одновременно сентиментальное и сдержанное, что-то уважительное. В конечном счете я остановила свой выбор на формочках для печенья — стоили они, по моему мнению, каких-то невменяемых денег. Набор привлек ее внимание год назад в магазине по соседству с нашей первой квартирой. «Прелесть же, скажи?» — восхитилась Марни.

Формочки были сделаны в виде грудей самых разнообразных форм и размеров, к ним прилагались отдельные выемки для всевозможных сосков. Я тогда совершенно не поняла, чем они ей так понравились.

— Спасибо, — поблагодарила она меня и, даже не заглянув внутрь, поставила мой пакетик на пол у радиатора, в общую кучу к остальным подаркам. — Проходи. Эмма уже здесь. Кажется, она была в кухне. Она немного… Когда ты в последний раз ее видела? Ты сказала, будешь вино?

— Кто все эти люди? — спросила я.

Среди этих двадцати или тридцати человек, которые набились в ее квартиру, не было ни одного знакомого мне лица.

— Здорово, правда? — отозвалась Марни. — Отличная компания. Это Дерек. — Она кивнула мужчине средних лет в клетчатой рубашке и галстуке с оленем. — Он живет тремя этажами ниже. Его жена не так давно умерла. Рак. Так что у нас с ним много общего. А это Мэри и Иэн. — Она указала на пожилую чету, обоим было как минимум по девяносто лет. Он пытался съесть пирожок, но лишь усыпал весь пиджак крошками. У нее были восхитительные седые волосы, красиво заколотые таким образом, что ниспадали на одно плечо. — Они живут на первом этаже. Я встретила их вчера в подъезде и пригласила прийти. А вон там Дженна. Она моя маникюрша. А это Изобел. Она убирает мою квартиру. Ты, возможно, ее даже видела. Она ушла от мужа и собиралась праздновать в одиночестве, а я подумала, что это неправильно, и пригласила ее прийти. Здорово, да?

— Да, Марни. Очень здорово. Но ты точно уверена, что… Как ты себя чувствуешь? Тебе чем-нибудь помочь?