Седьмая ложь

— Не думаю, что ты имеешь право в чем-то меня упрекать, — заявил он, вытирая мокрую ладонь о диванную подушку. — Учитывая, что ты сама не пригласила своих родителей. И это моя свадьба, так что решать мне. А я не люблю больных людей.

— Чего ты не любишь? — спросила Марни, которая вошла в комнату со стопкой бело-голубых керамических тарелок и столовым серебром в руках и услышала лишь обрывок последней фразы.

Она поставила свою ношу на стол.

— Я не пригласил свою мать, — сказал он.

— Потому что она больна, — добавила я.

— Что? — переспросила Марни и принялась раскладывать сначала ножи, а потом вилки. — Потому что она больна? Но разве это не та причина, по которой ее нужно пригласить?

— Вот именно, — процедила я.

— Нет, — отрезал Чарльз. В его тоне не было злости, как тогда, в прихожей, но он был твердым и решительным. — Это мой выбор, — продолжил он. — А я не хочу видеть ее на своей свадьбе. Я не люблю больных людей.

— А что, если я заболею? — поинтересовалась Марни, расставляя по местам тарелки.

— Это совершенно другое дело, — сказал он.

Она посмотрела на меня и вскинула бровь, и, хотя вслух ни одна из нас не произнесла ни слова, нам обеим было совершенно ясно, что на самом деле никакой разницы нет. И тем не менее, хотя это заявление привело меня в ужас, думаю, Марни была скорее раздосадована. Теперь ей нужно было в срочном порядке менять план рассадки гостей.

— Если ты действительно так считаешь, я сделаю вид, что этого разговора никогда не было, — произнесла она невозмутимо. — Думаю, так будет лучше всего.

С этими словами она вновь скрылась в кухне, и Чарльз включил телевизор, а я вернулась к своим меню, а потом мы уселись ужинать, как будто в самом деле ничего не произошло.

Однако этот странный диалог засел у меня в голове. Поскольку для меня он стал подтверждением того, что Чарльз недостаточно хорош для Марни и что он никогда, никогда не будет и не может быть достаточно хорош. У меня был конкретный момент, к которому я могла вернуться, — момент, когда он собственноручно дал мне все основания считать, что недостоин женщины, на которой собирался жениться.

Я была крайне собой довольна.

Это плохо?

Ведь нашлось подтверждение тому, что моя ненависть к Чарльзу не была беспричинной и незаслуженной, напротив, она являлась обоснованной и справедливой. Более того, это доказывало мою невысказанную мысль: я в самом деле лучше его. Я заботилась о тех, кто во мне нуждался, — таково было мое понимание любви, долга, семьи.

Я видела, что он не был готов на все ради близких — безоглядно, чего бы это ни стоило, во что бы то ни стало.

Глава 9

И вот этот день, первая суббота августа, наконец настал, и, вопреки неблагоприятному прогнозу, погода оказалась неожиданно теплой, а небо неожиданно ясным. Гостей было сотни, из каждого периода жизни новобрачных: из школы, университета, с работы, причем некоторые никогда раньше друг с другом не встречались — супруги дальних родственников, друзья родителей, младенцы, то вопящие, то смеющиеся без видимых причин. Гости съехались в Виндзор со всего света: сестра Чарльза с мужем только этим утром прилетели из Нью-Йорка, его тетя с дядей, прервав свой годичный отпуск, прибыли из Южной Африки, а брат Марни Эрик, оторвавшись ради свадебных торжеств от своей важной работы, — аж из Новой Зеландии.

Ты скажешь, что я кривлю душой, но я обещала тебе полную правду, и вот она: это действительно был один из лучших дней в моей жизни. Мы с Марни вместе провели утро в доме ее родителей, прямо в пижамах позавтракали тостами с джемом, потом она принимала ванну, а я сидела на кафельном полу рядом с ней, вытянув ноги, и мы говорили о том, как встретились тогда в той длинной очереди в коридоре, и о прочих вещах, которые цеплялись одна за другую и в конечном счете сложились в цепочку, что и привела к этому самому моменту.

Я смотрела, как она выходит замуж за мужчину, которого я ненавидела, — а она любила, и это было вовсе не так ужасно, как мне представлялось. Я смотрела только на нее, жадно впитывая взглядом ее облик: рыжие волосы, уложенные в узел на затылке, бриллиантовое колье на шее, пышные белые юбки, длинную кружевную фату, — и радовалась вместе с ней. На свадебном банкете я переела, перепила и натанцевалась до кровавых мозолей и тем не менее чувствовала себя великолепно.

Как ни странно, мне даже понравилась речь Чарльза, честное слово. Я ожидала, что это будет тошнотворно, — думала, он станет говорить о непревзойденной силе своей любви, о крепости своих чувств, о том, как брак наполнит их отношения новым смыслом, — но все оказалось совсем не так. Он сказал, что никогда не встречал никого столь решительного, столь творчески одаренного, столь бесстрашного. Что немедленно, с первого же мгновения, едва только увидев ее, понял: она единственная в своем роде, особенная, не похожая ни на кого другого. То, что он говорил о ней, было чистой правдой, и я поймала себя на том, что против воли киваю.