Седьмая Казнь

Принц часто ел и много пил, долго спал. Ему нравилось ощущать чистую одежду на чистой коже. Когда он не спал, то проводил время, начищая и затачивая оружие. Но принц не забыл о своей цели. Дважды он открывал дверь и говорил слуге, что хочет поговорить с Элгартом. Если гвардеец не может прийти к нему, то принц хочет, чтобы его самого отвели к товарищу.

Слуга – в первом случае это была женщина, во втором мужчина – кивал, не говоря ни слова, и сразу же уходил, по-видимому, чтобы сообщить о желаниях принца. Но ответа так и не последовало. Гвардеец не появился. А монах, через которого принц передал послание, не вернулся. На их место встали другие слуги.

Такое отсутствие ответа – по сути отказ – раздосадовало его, но ненадолго. Раздраженный принц снова принялся есть, выпил еще вина и, к собственному удивлению, свалился на кровать и заснул.

Ближе к концу второго дня принц все же забеспокоился. Время от времени он ловил себя на мысли, что ему недостает зеркала. Он хотел изучить свое лицо, хотел увидеть, есть ли на нем те же морщины, вызванные потерями и безнадежностью, что избороздили лицо его отца. Принцу казалось, что они обязательно должны били появиться. Но в его комнате не было зеркала – как и любой другой отражающей поверхности.

Принц начал расхаживать по комнате, вспоминая во всех подробностях свою последнюю встречу с королем Аббатором. Он запомнил каждое слово так ясно, словно они с отцом прощались навсегда.

«Твоя задача, конечно же, неисполнима. И все же я доверяю ее тебе. Что нам остается?»

«Я сделаю все, что смогу, ради тебя, отец. Ради Беллегера».

«Возможно, этого будет достаточно. Это наш единственный шанс».

Принц Бифальт считал недопустимым подвести такого человека – своего отца, своего короля – да еще и так много выстрадавшего за страну и ее людей.

Тем вечером он принял решение. Почувствовав, что его клонит в сон, он, вместо того чтобы улечься в кровать и заснуть, подошел к двери, отпер ее и обратился к монаху, ожидавшему снаружи.

– Скажите магистру Авейлу, – с меньшей властью в голосе, чем хотел, произнес он, – что я буду готов утром.

В ответ на поклон слуги принц затворил дверь и тогда уже отправился спать.

* * *

Заснул он легко, как и всегда здесь. Зато впервые за его пребывание в замке смог потом вспомнить свой сон. В этом сне он ехал рядом с бывшим магистром Слэком, потерявшим свой дар и предавшим Беллегер. Принц задавал вопросы, а Слэк отвечал. Так отчетливо, как-то особенно – может, угрожая, – как бывает только во сне, Слэк говорил: «Человек только тогда полностью человек, когда он может войти в каждую комнату своей души и испытать радость».

Во сне принцу Бифальту это утверждение показалось лживым. В нем скрывалось противоречие. Каждой комнатой? Разве ни в одной из этих комнат не было преданности Беллегеру или верности королю Аббатору? Разве Слэк был неспособен ценить жизни тех, с кем он путешествовал, или тех голодных детей, которых использовали как приманку для западни? Он признался, что его учитель был амиканцем. Должно быть, он сам был амиканцем, шпионил всю свою жизнь. Но если так, то, притворяясь беллегерцем, он потерял свой дар – который, по его словам, он так высоко ценил – после того, как Амика использовала Седьмую Казнь. Разве ни в одной из его комнат не было возмущения тем, что сделала его родина?

Когда принц проснулся, он чувствовал себя бодрым, как языки пламени. В нем снова кипели сила, решительность и готовность рисковать.

Умывшись и одевшись, принц растворил дверь, чтобы принять завтрак от одного из своих слуг. Но ожидавшая его там женщина не держала в руках поднос. К его изумлению, она поклонилась, показав выбритую макушку своей головы, и тихим голосом произнесла:

– Если вам угодно, принц, я провожу вас в столовую. Там вы сможете позавтракать вместе с другими гостями. Когда поедите, к вам придет магистр Авейл.

Принца Бифальта застали врасплох, его захлестнули жажда действий и тревога. «Другие гости»… наверняка это Амандис. Будет там и Элгарт. И прочие, хотя бы немного знакомые по каравану Сета Унгабуэя. Кто-то, к кому не так страшно будет подойти, как к Амандис. Может, Фламора, святейшая служительница Плоти? А если и не они, то какой-нибудь разговорчивый книжник?

Отбросив сомнения, принц прихватил оружие и приказал женщине вести его. Больше всего прочего его привлекала возможность поговорить с Элгартом. С таким грузом ответственности за плечами принц хотел чувствовать себя менее одиноким. Любопытство Элгарта и его умение быстро думать успокоят принца.

Ветеран со шрамом поклялся ему в верности.

Принц не пытался запомнить дорогу, по которой его вели. Он был уверен, что заклинатели не позволят ему блуждать в одиночку по переходам башни. За ним всегда будут приглядывать, куда бы он ни пошел. Иначе он может нечаянно натолкнуться на один из секретов Последнего Архива.