Седьмая чаша

Вернувшись из Чартерхауса, мы обнаружили, что вещи Тамазин исчезли, а Барака на столе дожидается записка. Тамазин перебралась к своей старой подруге, которой два года назад помогала в приготовлении сладостей, столь любимых королевой Кэтрин Говард. Барак не захотел показать мне записку, но сказал, что, по словам Тамазин, ей предложили вернуться на прежнюю работу. Теперь, когда король должен был жениться на Кэтрин Парр, загодя создавалась обслуга для будущей королевы, и дворцовый камергер набирал опытных слуг. Тамазин приняла это предложение, а вместе с ним получила и жилье в Уайтхолле. Тамазин писала, что им с Бараком следует некоторое время пожить отдельно, и просила его не искать с нею встреч.

Джек был сражен наповал, и мне стоило больших трудов удержать его от того, чтобы немедленно помчаться в Уайтхолл и устроить объяснение с женой. В конечном итоге он согласился немного подождать. Но главное состояло в том, что он наконец-то понял: быть с ней — вот что желанно ему больше всего на свете.

— Скоро ли мы вновь вернемся к работе? — спросил он. — Мне необходимо чем-нибудь занять мозги.

— Через несколько дней, Джек. Сначала я должен кое-кого навестить.

К концу недели я уже был на ногах, но все же чувствовал себя слабым и больным. Я отправил Барака в суд прошений с сообщением о том, что смогу приступить к работе со следующего понедельника, и мой помощник притащил кипу новых дел. Читать их было для меня истинным удовольствием, поскольку я почувствовал, что наконец-то вернулся к прежней жизни.

В воскресенье я оседлал Бытие и отправился в город.

Первым делом я собирался посетить Гая. На дворе было двадцать второе апреля. Минуло ровно четыре недели с тех пор, как погиб Роджер и начались все последующие ужасы. Стояло тихое весеннее утро, и я неторопливо ехал по улицам Лондона. Даже этот мрачный город сейчас казался чистым и светлым. Серо-коричневые тона улиц смягчала зелень деревьев, растущих в церковных дворах. Благодаря обильным дождям, пролившимся на город в последние дни, все вокруг цвело и зеленело.

Я полагал, что в воскресный день застану Гая дома. Он, должно быть, уже сходил в церковь и засел за свои книги. Последние десять дней я ничего не слышал о нем, хотя сам, еще лежа в постели, послал ему весточку с сообщением, что убийца найден и погиб.

Когда я привязывал Бытие у дома Гая, мое сердце трепетало. Вдруг он скажет, что нашей дружбе конец, и выгонит меня вон? Подойдя к двери лавки, я с удивлением обнаружил, что она открыта, а изнутри доносятся знакомые голоса. Я неслышно вошел и, осторожно ступая, подошел к двери приемной. Сквозь узкую щелку я увидел закрытый том Везалия, лежащий на столе.

Голос Пирса, доносившийся из приемной, звучал глухо, но был острым, как скальпель.

— Вы, старый черномазый мерзавец! Если бы этот адвокатишка заявил властям, что я вор, меня могли повесить ко всем чертям!

— Он не стал бы…

— Откуда вам знать? А теперь я скатился до состояния нищего, живу со всякими отбросами и шарахаюсь, только завидя констебля.

— Тебя никто не пытается преследовать, Пирс. — Голос Гая звучал невыразимо устало. — Но почему ты обворовывал меня?

— А почему бы и нет? Подмастерьям платят сущие крохи, и я горбатился на вас, почитай, бесплатно.

— Ты мог бы попросить прибавки.

— Я в любом случае не собирался оставаться у вас в услужении. Я хотел найти новую работу, и деньги были мне весьма кстати.

Молодой негодяй рассмеялся.

— Мне опостылели ваши жалкие причитания о том, что я должен научиться состраданию к людям.

Слушая этот диалог, я очень жалел о том, что рядом со мной нет Барака.

— Я пытался научить тебя чувству моральной ответственности. — Голос Гая надломился. — Я хотел сделать из тебя хорошего человека.

— А я тем временем выполнял за вас всю грязную работу и убирал кровавые ошметки, которые вы оставляли после себя, когда потрошили тела покойников. А также я знал, что вы неравнодушны к моему телу. По крайней мере, к моей заднице.

— Никогда… — В голосе Гая звенело отчаяние.

— Я хочу денег. Мне нужно все, что у вас есть. А потом вы напишете мне рекомендательное письмо, и я отправлюсь на север искать новую работу.

— Денег я тебе дам, Пирс, а вот рекомендацию — никогда, — твердо ответил Гай.

— Тогда я вырежу ваше сердце и посмотрю, такая же коричневая у вас кровь, как лицо, или нет.

Я вытащил из ножен кинжал и пинком ноги распахнул дверь.

Гай сидел на табуретке, прислонившись спиной к стене, а Пирс стоял рядом, приставив к его груди длинный нож. Лицо парня, которое я привык видеть спокойным и лишенным эмоций, сейчас раскраснелось и было искажено яростью и перепачкано уличной грязью. Некогда привлекательный, аккуратно одетый подмастерье теперь выглядел совершенно иначе. При виде меня его глаза округлились, однако приняли прежнее выражение, когда он понял, что я один.

— Не прихватил сегодня с собой своего телохранителя, горбун? — издевательски осведомился он. — Что ж, тогда я и с тобой разберусь, причем с большим удовольствием.