В конце следующей недели приходит СМС от Константина, что Янис вернулся в город. Я как раз собираюсь домой, закрывая магазин, когда читаю сообщение. Выхожу на улицу, чувствуя, как больно екает сердце. А стоит закрыть глаза, как недавние события оживают в памяти снова и выжигают внутри воронку чудовищных размеров. Я землей ее присыплю. Когда-нибудь воронка зарастет травой. Но пока такое ощущение, что в меня попал метеорит. Будь возможность что-нибудь изменить, никуда бы в тот вечер не отпускала от себя Ласку. А еще лучше — не ездила бы ни в какой Владивосток.
— Алёна, — окликает знакомый голос, когда иду к такси.
И я застываю на месте.
Требуется почти минута, чтобы собраться с силами и повернуться. Страшно посмотреть Янису в глаза.
Почему-то вспоминается то прощание у аэропорта в машине, наши переплетенные пальцы и нежные слова Яна, обещание скучать. Я тут же глушу их другими картинками: бледное лицо Ласки в больнице, ее истерика. Убитый вид Гончарова, когда он оттащил от меня Слуцкого. Если еще и Ян глупостей наделает — точно свихнусь. Не выдержу. Пусть лучше считает меня продажной тварью, дешевой подстилкой, да кем угодно, но не узнает истинной причины, почему я ушла. А Гончаров… Вроде поблагодарить его нужно за козыри в руках и выбор, но я ненавижу. И Яна отчасти тоже. За то, что появился в моей жизни, за то, что показал, как может быть по-настоящему нежно. За то, что сейчас сделаю.
Багдасаров смотрит на меня пустым взглядом.
— Хочу объяснений, — требует он. — Глаза в глаза. Почему съехала и везде в блок отправила? — Ян с силой сжимает челюсти, а губы превращаются в жесткую линию.
Я так надеялась, что он их не захочет. Разве не очевидно почему? Но это же Ян. Пришел лично удостовериться, что я конченая дрянь? Вспоминаю про наш последний разговор и договоренности с Константином Сергеевичем. Это отрезвляет. Одна часть меня желает, чтобы Ян знал правду, а другая наоборот — чтобы правда никогда до него не дошла. Мы изначально были в разной системе координат. Ненадолго соприкоснулись и снова вернемся на свои орбиты.
— Думаю, ты и так уже в курсе. — Я как можно равнодушнее пожимаю плечами.
Притворяться и улыбаться на публику, когда внутри очень больно, мне не привыкать. Много раз это делала. Но сейчас почему-то не могу. Мой отклик на этого мужчину в тысячу раз острее, чем на любого другого. До отчетливой боли слева в груди.
— Я так понимаю, это правда? Салон отписали, и ты в закат решила свалить? Ради бабла?
Ян ждет ответа, не сводя с меня своего гипнотического взгляда, в котором сейчас лед.
— Да, — твердо произношу я.
Приятные черты его лица становятся острее, а губа презрительно дергается.
— Нестыковки есть. Видео и фотки слил, до истерики довел, а потом салон отписал?
Проницательный ты, Янис. И очень чуткий. Боль тебе причиняю, но почему-то мне возвращается троекратно.
— Я с тобой спала, поэтому и слил. Но потом мы спокойно всё обсудили и… помирились. Несколько раз в твое отсутствие. — Слова даются с огромным трудом.
— Несколько раз помирились, — шепотом повторяет Ян.
Этот шепот кажется оглушительным.
Боль стремительно распространяется по телу, снова отдавая в сердце.
— С тобой было хорошо, Ян, но не более того. Ладно, мне пора, — киваю я на ждущую машину.
Пусть думает что хочет, только не появляется в моей жизни. Пожалуйста. Не могу больше терпеть эту муку. Словно режут наживую, без наркоза. Никого я к себе сейчас не подпущу. Ни богатого, ни бедного. Ни красивого, ни нежного. Никакого. Хватит. Всё.
— Нельзя так с чувствами других людей, Алёна. Ты же на это не способна. Он тебя опять чем-то шантажировал? Почему ты так со мной поступаешь?
Позвоночник продирает холод. Мне приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы выдавить из себя новые слова:
— Тебе бы научиться лучше разбираться в людях. Я тебе сразу говорила, что такие, как ты, не в моем вкусе. Личные интересы оказались дороже. Потрахались, и на этом всё. Извини. — Снова киваю в сторону такси. — Действительно тороплюсь.
Ян сжимает кулаки и пытает меня тяжелым взглядом долгие секунды. Собирается что-то еще сказать, сплевывая на землю.
— В таком случае второй тоже тебе отпишу. Подавись, Алёна.
— А если откажусь? — Сама удивляюсь, как хватает сил и наглости это произнести.
— Сожгу его к чертовой матери. — Янис разворачивается и уходит.
Я смотрю ему в спину и не верю, что это конец. Если несколько минут назад казалось, что внутри воронка чудовищных размеров от упавшего метеорита, то сейчас ощущаю себя так, словно меня стерли с лица земли. Жаль, что не я избавлюсь от Слуцкого, а это сделает какой-то Кириянов.
Не помню, как добираюсь до дома. Без понятия, что буду делать дальше. Внутри дико больно, хочется лезть на стену и выть от этого тяжелого, давящего на грудь чувства. Словно я оказалась на глубине. Барахтаюсь, работаю руками, но не могу всплыть — вот-вот утону.
Вскоре боль утихнет. Необходимо продержаться первое время, как-то взять себя в руки… Но пока не знаю как. Мысли о случившемся — как камень на шее, который тянет ко дну.
Что, если бы все сложилось иначе?