Сделка (ЛП)

— Ну, есть мнение, что, познакомившись с талантливыми работами обычных людей, вы проникнетесь хоть капелькой уважения к тем, кто лишен магии от природы. А также поймете, насколько богата и разнообразна культура маглов, в которой подобные шедевры создаются безо всякого волшебства, благодаря лишь собственным способностям человека, — заметив его пренебрежительную насмешку, Гермиона закончила: — Однако, зная вас лично, я сомневаюсь. Думаю, сейчас вы начнете показательно скучать и позевывать. Поэтому, наслаждаться просмотром альбома я буду сама, а вы, если станет вдруг интересно, можете посмотреть через мое плечо. Но лишь тогда, когда захотите.

— Ну надо же… Экая трогательная забота. Мне кажется или в камере стало чуть теплее? Словно горячий воздух хлынул неизвестно откуда, дабы обогреть озябшего узника.

Язвительный «малфоевский» юмор щекотал нервы, но ей не хотелось показывать это его обладателю. Поэтому Гермиона напустила на себя безразличие и притворно вздохнула чуть громче.

— Вам показалось, мистер Малфой. И, кстати, можете вообще не приближаться, ничего страшного. Я посмотрю сама, — она начала листать книгу, пробегаясь пальцами по особенно волнующим ее иллюстрациям.

Какое-то время Люциус оставался в стороне, но затем начал медленно прохаживаться по маленькой камере. Гермиона делала вид, будто не замечает, как он нарезает вокруг нее круги, с каждым разом приближаясь все больше и больше. Наконец она остановилась на репродукции одной особенно мрачной картины, которая, казалось, просто источает ужас и безысходность.

— Хм… Любопытный образ, — раздался за ее плечом голос. — Не нахожу ничего приятного в этом… произведении искусства. И уж тем более не могу понять, зачем оно кому-то на стене.

— Здесь приведена знаменитая картина Фрэнсиса Бэкона, которая называется «Кричащий Папа». Бэкон написал несколько похожих полотен, и все они основаны на творении великого испанского живописца Диего Веласкеса, где он изображает Папу Иннокентия Х.

— И насколько же она дорогая?

— Очень. Работы Бэкона стоят миллионы долларов… Но вы упускаете еще один момент: богатые дураки заплатят и не за шедевр, а за обычную посредственность, если будут думать, что их приобретение вызовет у кого-то зависть и восхищение. Кстати… Еще об одном хотела сказать… Мне кажется, что истинная ценность произведений искусства все же заключается в том, что они говорят с людьми. Вызывают в их душах отклик, пусть даже не всегда приятный.

— Не дал бы за подобную мазню и кната. Отвратительное зрелище!

— А может так и задумано его творцом? Вызвать у нас реакцию. Вытянуть на поверхность эмоции, пусть и спрятанные глубоко внутри себя. И если художник достиг своей цели, то это же прекрасно, не правда ли? Иначе, почему вы выделили эту картину? Вы же так долго смотрели на многие через мое плечо и продолжали молчать.

Она услышала, как Люциус громко втянул в себя воздух.

— Она меня возмущает. Или даже… чем-то расстраивает. Не могу понять. Но в ней есть некая… отвратительная притягательность.

Гермиона слегка улыбнулась и продолжила листать альбом дальше. Некоторое время они оба молчали. Малфой по-прежнему стоял у нее за плечом и больше ничего не говорил. Тишину он нарушил лишь в тот миг, когда Гермиона открыла страницу с изображением полотна Караваджо «Уверение апостола Фомы».

— Полагаю, здесь изображен Иисус…

— Да, — она снова тихонько улыбнулась. — Ну надо же, а вы, оказывается, хоть что-то знаете о магловской культуре.

Люциус фыркнул.

— Ничего подобного! Эта знаменитая история известна всем, кому не лень.

— Да. И многие, например мои дедушки и бабушки, искренне верят, что она правдива. Здесь показан момент, когда Иисус предлагает апостолу Фоме, который не верил в его воскресение из мертвых, дотронуться до нанесенных ран пальцем, чтобы убедиться в том, что они настоящие. Микеланджело да Караваджо считается признанным мастером работы с цветом и текстурой. Его картины словно наполнены сиянием. Смотрите, как написано у него тело: может показаться, что сами оказываемся там и вместе с Фомой касаемся мягкой золотистой плоти Спасителя…

«Черт! Золотистая плоть! Прикосновение…»

— Довольно! — прервал Гермиону Малфой.

«Эта женщина будто нарочно сводит меня с ума! — его просто распирало от негодования. — Сидит здесь, источающая аромат своих чертовых духов, и рассуждает о прикосновениях к золотистой плоти! Тогда как сегодня мне отказано даже в малости — лишь увидеть ее тело…»

Люциус понял, что не вынесет подобного испытания, и мысль, как добиться своего, пришла ему в голову почти мгновенно.

«Что ж, девочка… Я готов поторговаться с тобой еще раз…»

— Мисс Грейнджер…

— Да?

— Я тут вспомнил… — Люциус на секунду замолчал, но затем, проглотив гордость, быстро продолжил: — Кажется, у меня есть информация, которая может оказаться весьма полезной для вашего руководства.

Гермиона замерла, ожидая продолжения, и это дало ему возможность несколько успокоиться. Голос стал ниже. Размеренней.