Проскурин подъехал к приемному покою корпуса травматологии третьей горбольницы и кивнул стоящему на крыльце, неторопливо покуривающему санитару:
— Слышь, друг, носилки давай.
Тот щелчком отправил окурок в урну и лениво поинтересовался:
— Че стряслось-то?
— Лом через плечо! Я говорю, носилки давай, — рявкнул Проскурин. — Вопросы потом будешь задавать.
Его тон убедил санитара в том, что сейчас вопросов задавать действительно не стоит. Парень, без излишней, правда, спешки, скрылся в дверях приемного покоя, а через несколько минут оттуда показались два здоровенных битюга, несших за ручки складные носилки.
— Кого доставили-то? — хмуро спросил один. — Что случилось?
— Собака ободрала. Вчера еще. Похоже, началось заражение.
— Ясно. Ну, давай клади его.
Проскурин помог Алексею выбраться из машины, поддержал, пока тот укладывался на носилки, и спросил:
— Где у вас тут дежурный врач?
— А зачем тебе? — недобро осклабился санитар поздоровее.
— Не твоего ума дело. Неси раненого. И живо. Чтобы одна нога здесь, другая — там.
— Ты че тянешь-то, мужик? — усмехнулся санитар.
— Я на тебя в другом месте тянуть буду, — тихо, с угрозой в голосе ответил фээскашник. — Давай неси.
Санитары затащили Алексея в приемный покой и подкатили к кабинету травматолога. Проскурин зашел следом.
Дежурный врач, мужчина лет тридцати трех, отдаленно напоминающий Чехова, посмотрел на него я неприязненно заметил:
— Товарищ, здесь все-таки врачебный кабинет. Вы бы хоть для приличия верхнюю одежду сняли.
— Знаете, я ведь к вам не на чашку чаю пришел, — зло усмехнулся Проскурин, вытаскивая из кармана удостоверение. — Значит так, никаких записей об этом человеке не делать, никакой информации никому не давать.
Врач посмотрел на него и кивнул.
— Хорошо, — ответил он без всякого почтения, словно наплевать ему было, кто перед ним — представитель ФСК или бандит с большой дороги.
— Хорошо понятно? — на всякий случай поинтересовался Проскурин.
— Хорошо, хорошо.
— Значит, и правда хорошо. — Майор убрал удостоверение в карман. — Могут прийти люди. Не знаю, кем они представятся. Может быть, скажут, что из МВД или из местного отделения милиции. Или еще откуда. Неважно. Никому об этом человеке ничего не говорить. Все ясно?
«Чехов» вздохнул.
— Товарищ майор, — наконец ответил он, — вы ведь, в конце концов, не с бестолковым разговариваете. Я понимаю нормальные человеческие слова с первого раза. Если вам будет спокойнее, то можете, конечно, повторить еще раз, но, уверяю вас, это совершенно излишне.
Проскурин хмыкнул и вдруг улыбнулся.
— Да нет, это я так, на всякий случай. Ситуация серьезная. Этот парень, — он указал на Алексея, — единственный свидетель по очень важному делу. Люди, которым он встал поперек дороги, сделают все, чтобы добраться до него и заставить замолчать.
— Ясно, — без всякого выражения ответил доктор и тут же предупреждающе добавил: — Товарищ майор, у меня бывали случаи и посерьезнее. Если вы не знаете, то иногда в больницу привозят бандитов, потом наезжают конкурирующие группы, и начинается. Или еще что похуже. Так что ситуация ясна предельно. Не волнуйтесь за вашего свидетеля, он будет в целости и сохранности.
— Вот и отлично, — улыбнулся Проскурин. — В таком случае, у меня к вам последняя просьба. Положите этого человека в отдельный бокс, а я вечером приеду проведать. Мало ли. Не хочется, чтобы что-нибудь случилось. В последнее время умельцев много развелось. Приходят вроде знакомого навестить, потом смотришь, а тот уснул и забыл, как дышать.
«Чехов» поморщился:
— Перестаньте говорить банальности. Я все знаю.
— Ну и хорошо. У вас когда дежурство заканчивается?
— Вечером, в восемь часов. А после восьми заступит мой коллега. Он дежурит всю ночь. Да не волнуйтесь, у нас здесь и санитары есть, и охрана.
— А я и не волнуюсь. Просто постараюсь успеть до восьми, пока вы не ушли. Все-таки вы уже в курсе дела.
«Чехов» пожал плечами, дескать: «Как знаете. Хотите — приезжайте, хотите — нет. Дело ваше».
— А что с вашим товарищем? Может быть, объясните мне?
Опуская излишние подробности и первопричину, Проскурин описал злоключения Алексея.
— Ладно, посмотрим, — наконец вздохнул доктор.
— Мне остаться? — на всякий случай переспросил Проскурин.
— Да нет, можете идти. О пациенте мы позаботимся.
— Ну, тогда всего доброго, — кивнул тот.
— Хорошо бы, — ответил доктор.
Фээскашник вышел в коридор, присел перед Алексеем на корточки и пожал правую руку:
— Ну, держись, мил друг. До вечера, боюсь, тебе придется побыть одному, а потом я подъеду.
— Оказавшись на улице, Проскурин отогнал машину в какой-то глухой переулочек, приткнул к обшарпанному забору и с сожалением покачал головой: растащат ведь, жалко. Своя все ж таки, не казенная. Подумал, забрался под сиденье, достал автомат, глушитель и обойму. «Кипарис» повесил на правый бок, использовав в качестве петли брючный ремень, остальное затолкал в карман пальто.