Сделано в Швеции

– И… Санна знает, о таких вещах всегда идут разговоры. За стенами. – Впервые она по-настоящему смотрела на него. Знала, что он знает, о чем она говорит. – Людям, сидящим под замком, делать в общем-то нечего. Верно, Джон?

Она принадлежала к числу тех немногих, с кем он был достаточно близок, чтобы рассказать.

– Тебе надо поговорить не со мной. И ты это знаешь. Тебе надо съездить туда, поговорить с ним.

– Нет.

– Почему нет?

– Это ничего не даст.

– И все-таки надо…

– Нет.

Они как раз миновали лесную тропинку, что вела вдоль берега Скугоса с его высотками, и контраст проступил со всей очевидностью – тишина, красота, хрупкость рядом с чем-то тревожным, уродливым, жестоким.

– Ты не изменился, Джон.

– Ты тоже.

Каждый день. Она жила в его голове, в груди, упорно жила там, как он ни старался от нее избавиться. Не мог он выбросить ее из мыслей. Десять лет. Встречались они лишь два года, прожили вместе год, но оба в ту пору были молоды, и год длился дольше.

– Я обрадовался. Когда оставил потрясенного инкассатора, прошел к мосткам и увидел тебя.

Он пытался завести новые отношения, особенно в первые годы после расставания, но она все время становилась преградой, и женщины, с которыми он встречался, замечали, что соперничают с кем-то, кого уже нет, но его тень упрямо не желает уйти.

– Ты правда не изменился, Джон. Черт побери… ты поэтому потащил меня под дождь, в эту паршивую лодку?

– Я думаю о тебе… каждый день.

– Я о тебе не думаю никогда.

Тогда ушел он. А она горевала. Но когда отгоревала – выбросила его из своей жизни.

– Это все, Джон?

Он молчал, снова мальчонка, понятия не имеющий, как люди разговаривают друг с другом, – куда делся детектив, понаторевший в общении и аналитических приемах.

– Может, станем опять полицейскими? Даже сделаем вид, что эту поездку на лодке ты предложил, чтобы продвинуться с расследованием?

Он вяло кивнул.

– В таком случае… – Она опять взяла в руки карту. – …мы знаем, что нет ни одного свидетеля, видевшего, как они отплыли. Кроме того, мы знаем, что, хотя были задействованы криминалисты, собаки, вертолеты и перекрыты дороги, ни малейших следов не найдено. Это место наверняка хорошо им знакомо – вот единственное преимущество, каким они точно располагали.

Протока расширилась, они вернулись на открытую воду. А через сорок пять минут снова причалили к мосткам. Бронкс смотрел мимо нее, впервые за всю поездку.

– Тебе надо вернуться туда, Джон, и продолжить поиски.

24

Аннели припарковала прокатную машину прямо у шлагбаума с большим висячим замком, неподалеку от шоссе. Прокатный “вольво 240”. Красный. Самый обычный в Швеции автомобиль.

Она упаковала все содержимое кухонных шкафов и прошлась по комнатам, между штабелями картонных коробок. Они переезжают, но не так, как она надеялась. Правда, он обещал. Один только год. И тайком от него она несколько раз съездила в престижный район Сальтшёбаден, прогулялась в одиночестве среди огромных домов с огромными садами, там столько же комнат, сколько у них картонных коробок, и она не сомневалась, что, как только они заживут вот так же, Себастиан предпочтет жить с нею. Аннели достала мобильник, набрала номер.

– Здравствуй, дорогой, что ты сегодня делал?

– Катался на велике.

– Под дождем?

– Дождь был несильный. Здесь, у нас.

Порой, когда нервничала, она звонила Себастиану, и это всегда ее успокаивало.

– А здесь поливает.

– Угу.

– Я в лесу… грибы собираю. И думаю о тебе, мой дорогой. Знаешь, в следующий раз, когда приедешь к нам, у тебя будет собственная комната.

– О’кей.

– И Лео повесит для тебя во дворе баскетбольную корзину.

– О’кей. Ну, мне пора идти.

– Но…

– Папа уже надел ботинки. Пока-пока.

– Обнимаю и целую, скоро… – Он уже отключился. Электронная тишина. Вот это хуже всего. – … увидимся.

Она была все так же одинока, а лес все так же мрачен, бесконечный деревянный гроб, пахнущий гнилыми плодами и землей.

Аннели застегнула плащ, заправила брюки в резиновые сапоги и зашагала по мху и мокрым листьям, с корзинкой для грибов в правой руке. Раньше она никогда не собирала грибы. Вон один, коричневый; наверно, боровик, подумала она, срывая его. А вот еще один, желтый, лисичка – этот она узнала.

Внезапно послышался лай.

Собака. А может, и две или три. Причем рядом. Она не одна.

Аннели сорвала еще несколько грибов, белых и почти черных, – дно корзинки надо покрыть, если она хочет выглядеть грибником, так не раз повторил Лео. Он инструктировал ее точно так же, как обычно инструктировал братьев, и ей очень нравилось внимательно слушать и делать, как он хотел.

Снова лай. На сей раз еще ближе. Большая собака, вероятно немецкая овчарка, причем не одна. Лаем предупреждают кого-то.

Сама того не заметив, она вышла к большой открытой площадке, посыпанной гравием. Лес поредел, воздуха и света прибавилось. Оружейный склад. Но там что-то двигалось. Среди деревьев и высоких кустов она заметила людей в зеленом, ветер донес голоса.

Значит, обнаружили.

Страх, который по ночам не давал Лео уснуть, вгонял в пот и в бессонницу, когда он думал, что она спит. Вот оно и случилось.